Павел Огурцов - Конспект

Длинные улицы параллельны Днепру, а поперечные — более короткие. Не все они пересекают старый город насквозь, не все они прямые на всем протяжении, есть и кривые и неожиданно сбитые со своей оси, как бы перевернутые. Из длинных самая широкая улица, — метров до пятидесяти, — главная. Трамвай уложен на параллельной улице, отделенной от главной узкими квартальчиками. Кое-где вместо двух-трех таких квартальчиков устроены скверы. В центре самого города, в одном сквере стоит среди деревьев обелиск. Надпись на нем начинается так: «В честь о тех...» А дальше уже и читать не хотелось.

— Никак не ожидал, что крупный промышленный центр и такой махровый провинциализм прекрасно уживаются друг с другом, — сказал я.

Кудсяров прочел всю надпись и сказал:

— Обелиск сооружен в память погибшим в революцию пятого года, наверное, в двадцать пятом году — тогда по всей стране широко отмечалось двадцатилетие этой революции. Никакого промышленного центра здесь тогда не было.

— Но с тех пор до войны прошло... прошло шестнадцать лет. Город стал крупным промышленным центром, а надпись какой была, такой и осталась, — значит, никого она не смущала.

— Ну, почему же никого не смущала? Конечно, находились люди, которых она смущала.

— Тех людей, от которых зависело исправить надпись, как видите, она не смущала.

— А, может быть, сказалась инерция, не доходили руки.

— Но все равно — разве это не проявление провинциализма?

— Ну, один такой случай, а вы уже и обобщаете. Не рано ли?

В эту пору года город производил приятное впечатление: тихий, зеленый, на главной улице днем слышны кукушки, а по вечерам соловьи.

— Город мне нравится, — говорит Кудсяров. — Уютный, зеленый, говорят — прекрасная природа в окрестностях, в которых мы с вами еще не были. Одно меня смущает... Станет моя дочка говорить: А шо? Черти шо! Ложить, куплять...

Бывший Староказачинск в своих границах не удержался. На обширной территории, возвышающейся над старым городом, где когда-то шумели ярмарки, в тридцатые годы построили, а в сорок первом эвакуировали в Сибирь большой металлообрабатывающий завод, о котором все знают: имел название и адрес — почтовый ящик номер такой-то, изготовлял авиационные моторы. Теперь там руины. Возле них — несколько кварталов четырех-пятиэтажных домов, называющихся жилмассивом, с асфальтированными улицами, школой, дошкольными учреждениями, больницей — все сожжено. В другом краю от завода — несколько кварталов индивидуальных жилых домов на улочках, поросших травой. Здесь Кудсяров и снял комнату. Если взглянуть в сторону, противоположную старому городу, видны в степи руины другого большого завода. На дальних окраинах возникли новые поселки индивидуальных жилых домов. Об этих поселках мы пока что знаем только их названия: Первомайский, Второй Первомайский, Третий Первомайский, Чкалова, Леваневского, Ляпидевского...

Конец главной улицы — самая обыкновенная окраина: булыжная мостовая, где только по одну сторону бульвара домики с отцветшими абрикосами и черешней и уже осыпающимися цветами вишни, водоразборные колонки, утрамбованная зола у заборов вместо тротуаров... Эти окраинные кварталы вдруг останавливаются, как по команде, на одной линии перед огромным пустырем, засаженным огородами и кукурузой, спускающимся в широкую и глубокую балку Ласкаву. По ее крутому противоположному склону белыми пятнами разбросаны хаты села Успеновка, уже давно включенного в черту города Червоноказачинска. На обоих склонах балки раскинулся поселок Ласкавый. Видны разделенные улицами прямоугольники и вкрапленные в них серые и красные пятна крыш индивидуальных домиков. Поселок тянется по балке к ее верховью, и нет ему конца-края. Его поперек разрезает железнодорожная насыпь, за которой возвышается остов сожженной школы. А над поселком, на всем его протяжении, по всему горизонту — силуэты металлургических заводов, и даже отсюда видно, что заводы мертвые. Главная улица, как из дула, выстреливает булыжное шоссе, и там, где склон становится чересчур крутым, оно резко поворачивает вдоль балки вниз, к Днепру. Возле разрушенного трамвайного парка шоссе, — уже в сопровождении трамвайных путей, — еще раз поворачивает в широкое устье балки, пересекает его и в глубокой выемке серпантином врезается в Успеновскую гору. Андрей Дмитриевич еще до моего приезда успел побывать в тех краях и говорит, что Успеновская гора господствует над окрестностями, Успеновка — очень большое село, над Днепром тянется километров десять, а за ним, у поворота Днепра, находится хорошо известный Пятый поселок или Соцгород.

— По литературе вы с ним, конечно, знакомы, и хотя сейчас там нет ни одного уцелевшего дома, посмотреть его очень стоит.

В конце тридцатых годов макет этого небольшого города или большого поселка, — кварталов двадцать, — демонстрировался на международной выставке и, кажется, получил премию. Его фотографии появлялись в нашей прессе и вызвали у нас, студентов и архитекторов института, много разговоров. Нас поразило, что проект, отразивший новаторские идеи двадцатых - начала тридцатых годов — функционализм, конструктивизм, — осужденные Центральным комитетом партии как идеологическая диверсия буржуазии, запрещенные и преследуемые, вдруг демонстрируются за границей и у нас. Мы спрашивали руководителей наших проектов — как это понять? Они пожимали плечами и разводили руками. Мы спрашивали — не поворот ли это в отношении к архитектуре — может быть и нам можно так работать, а в ответ слышали:

— Нет, нет! Что вы! Ничего не изменилось, только освоение классического наследия.

Геня Журавлевский сообщил нам то, что слышал от своего руководителя:

— Этот проект разрабатывался еще до постановления ЦК, а показали его теперь, наверное, по каким-нибудь конъюнктурным соображениям, может быть продемонстрировать: вот, дескать, какие у нас города строятся!

У нас, студентов, отношение к проекту, как в большинстве случаев, было разное: кому нравился, кому — нет, кому-то, — и мне, — что-то в нем нравилось, что-то не нравилось. Мне нравился функциональный подход в планировке кварталов — обеспечение наилучшей ориентации квартир по сторонам света – и очень не нравилось конкретное решение: длинные строчки одинаковых домов сквозь нескольких кварталов с такими же длиннющими разрывами между этими строчками — есть где разгуляться ветру. Мне понравились дома в духе конструктивизма — без карнизов, наличия других традиционных деталей – когда их пропорции проемов приятны, и очень не нравились — противно смотреть, — когда эти пропорции и пропорциями не назовешь. В целом проект был очень интересен как этап в поисках новых решений взамен устаревших.