Павел Огурцов - Конспект

В Водоканале схемы водоснабжения и канализации — в одном экземпляре.

— Придется снять копию, — говорит Андрей Дмитриевич. — Вопрос в том, где достать кальку.

— Не надо доставать кальку и не надо копировать, — говорю я. — Генплан огромный, громоздкий, для повседневной работы не годится.

— Ничего другого нет.

— Сделаем. Срисуем с уменьшением масштаба вдвое. Было бы на что. Достать бы полуватман.

— Срисуем? Вы представляете, какая это работа? И неизбежны если не ошибки, то неточности.

— Почему? Срисуем по сетке.

— А, по сетке! Хорошая мысль. Вот только сетку придется нанести на одну из схем Водоканала. Ничего, легонько нанесем карандашом, а потом сотрем. Договоримся. Возьметесь?

— Возьмусь. Вот только что срисовывать с подосновы? Если каждый домик, то эта египетская работа займет много времени.

Условились срисовать рельеф, — это главное, — улицы, дороги, зеленые массивы, высоковольтные линии и все, что там будет, кроме домов.

В типографии газеты «Червоноказачинская правда» Кудсяров через облисполком разжился газетной бумагой — лучшей достать не удалось. Газетной бумаги было больше, чем достаточно, и я в Водоканале, постелив ее на полу, лежа срисовывал генплан. На другой день пришел Андрей Дмитриевич, улегся рядом, стал срисовывать генплан с другого конца и рассказывать о своих расспросах — задымлялись ли жилые районы. Кармазь сказал, что он живет в своем доме в Ласкавой балке, по ней изредка тянуло дымком, до старого города дым не доходил. Успеновка иногда задымлялась то в одном месте, то в другом, а больше всего задымлялся Пятый поселок, то есть Соцгород. Примерно то же говорили и другие.

Когда я принес уменьшенную копию генплана, Андрей Дмитриевич собрался с ней в типографию: он договорился, что нашу копию наклеят на картон и сделают ее складной. Я запротестовал:

— Газетная бумага быстро сотрется, и от генплана ничего не останется, а если в типографии найдется светлый картон, то я лучше прямо на него нанесу генплан — это много времени не займет.

Кармазь подошел к нам и взглянул на генплан.

— Так он у вас совсем небольшой. На такой размер у меня найдется хорошая чертежная бумага, — сказал он, вышел и принес нам два листа полуватмана.

Через день, вернувшись из типографии с аккуратно сделанной складной папкой, Андрей Дмитриевич сказал:

— Теперь хоть по Червоноказачинску есть с чем начинать работу.

До сих пор начальство нас не трогало, а мы к нему не напрашивались. Теперь Андрей Дмитриевич позвонил заместителю председателя облисполкома Прохорову — нашему шефу, и мы пошли к нему, захватив генплан. Представив меня, Андрей Дмитриевич вкратце рассказал о задачах нашего отдела, а я вынул из кармана и протянул Прохорову немного потрепанную вырезку из газеты с письмом Калинина. Прохоров извинился, прочел письмо и попросил разрешения оставить его на время у себя, чтобы перепечатать.

— Ознакомиться с ним кое-кому никак не помешает.

Потом Андрей Дмитриевич раскрыл на столе Прохорова генеральный план Червоноказачинска. Генпланом Прохоров заинтересовался, задавал вопросы — возможно, он раньше генплан не видел, возможно, — был здесь, как и мы, человеком новым. Не на все вопросы мы смогли ответить, а это вызывало новые вопросы, но уже не по генплану, а по нашей работе, в том числе и такой: с чего мы собираемся начать свою работу?

— С тщательного ознакомления с Червоноказачинском и другими городами области, — ответил Кудсяров.

Когда мы вышли, я сказал Кудсярову, что все время ждал — скажет ли он о том, что, может быть, придется переносить металлургические заводы.

— А вы сказали бы?

— Нет. Мы еще не готовы к постановке этого вопроса и не знаем, что собой представляет Прохоров.

— Правильно. Без хорошей артиллерийской подготовки в атаку не ходят. Да и атаковать, наверное, придется кого-то повыше Прохорова. А пока давайте сами познакомимся с разрушенными заводами.

Километр за километром — взорванные корпуса и непонятные сооружения, закопченые стены сожженных зданий, обрывки трубопровода на кое-где уцелевших опорах, бесчисленные проемы в шлакоблочных оградах, ржавеющие рельсовые пути, кучи мусора, вспучивающие и ломающие асфальт... Чтобы больше увидать, отклоняемся то в одну, то в другую сторону. Идем час, другой, и нет конца этому хаосу, над которым кое-где возвышаются уцелевшие заводские трубы.

Идем вдоль очень длинного и высокого взорванного корпуса. Его серая стена не рухнула, но покорежена и какая-то волнистая. Когда на ней двигаются тени качающихся деревьев, кажется, что это дышит какое-то притаившееся доисторическое чудовище и что оно вот-вот куда-то ринется. Из-за его угла появляются и идут нам навстречу двое с ружьями. И мы, и они, поравнявшись, остановились и поздоровались. Один из них — старик, другой – примерно, ровесник Кудсярова.

— Интересно, что здесь можно охранять? — спросил я. Они переглянулись и засмеялись:

— Ха-ха-ха-ха! — хохотал тот, что моложе. — Лисиц охранять. Мы здесь на лисиц охотимся. Только сейчас я заметил, что ружья у них охотничьи.

— А разве можно в мае охотиться?

— Вiйна, скiльки людей гине, а ви за лисиць, — сказал старик.

— В другом месте я бы не охотился, — сказал тот, что помоложе, — а здесь... — Он повел рукой кругом. — Вот начнут скоро все это восстанавливать — что от лисиц останется? А вы на Пятнадцатый?

— А что это за Пятнадцатый? — спросил я.

— Поселок такой за заводом. А, значит, вы не местные?

— Теперь уже местные, — ответил Андрей Дмитриевич.

— Не завод будете восстанавливать?

— Город.

— Завод что-то не хочется восстанавливать, — сказал я.

— Почему это?

— Заводы задымляют город. Людей жалко.

— Ха-ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха-ха! Нашли причину. Ну, насмешили! Да кто же в городе будет жить, если заводы не восстанавливать?

— Снова тишина, слышим, как в Соцгороде, только шум листвы и наши гулкие шаги. Изредка перебрасываемся короткими фразами и почему-то тихо, будто боимся кого-то спугнуть или разбудить. Неуютно. Какая-то скованность. Руины до конца не прошли и вышли за их пределы в сторону, противоположную городу. Вдоль бесконечной, унылой шлакоблочной ограды — булыжное шоссе, за ним — огромная балка, поворачивающая к Днепру. За балкой степь, поднимающаяся в гору. Портативный генплан помогает ориентироваться: эта степь большой и высокий куполообразный полуостров, вдающийся в Днепр, а устье балки является заливом. Другой залив, окаймляющий полуостров, не виден. В балке — отвалы шлака. Железнодорожные пути к ним в нескольких местах пересекают шоссе, и возле путей ржавеют опрокинутые вагоны, — не знаю, как они называются, — в которых возят жидкий шлак. Рядом с темно-серыми отвалами контрастно белеют две группы бараков без единого деревца возле них. В окнах видны занавески — значит, там живут. А как там жить, если ветер поднимает и крутит шлаковую пыль? Понятно: сначала построили бараки, потом устроили отвалы, и они приблизились к порогам этих жилищ.