Павел Огурцов - Конспект

— Ну, а я о чем говорю! — живо откликнулась Раиса Григорьевна.

— Ладно. Теперь такой вопрос: знала ли Москва как загазовывался Червоноказачинск?

— Кто знал, кто не знал, — ответила незнакомая мне участница совещания.

— Я имею в виду тех, от кого зависит решение таких вопросов.

— Это нам неизвестно, — сказала Юлия Герасимовна.

— Значит, на два самых важных вопроса ответа сегодня мы не знаем, и сами ответить на них не можем. А ответы могут быть разные. Один такой: степень загазованности города известна, но военно-стратегическое значение размещения заводов остается в силе, и они должны быть восстановлены на прежних местах. Тут уж, пожалуй, ничего не поделаешь.

— Пожалуй, — повторил Костенко и засмеялся, а за ним засмеялись и другие.

— Но ведь возможен и другой ответ: размещение заводов в Червоноказачинске в настоящее время военно-стратегического значение не имеет. Нельзя же исключить возможность такого ответа.

— Теоретически — да. Боюсь только, что найдутся и другие причины, чтобы восстанавливать заводы на прежних местах.

— Ну, Константин Георгиевич, — обратилась к нему Раиса Григорьевна. — Никакие другие причины не могут быть столь серьезны, чтобы лишить нас возможности поднять этот вопрос.

— Как знать, — пробурчал Константин Георгиевич.

— Простая логика подсказывает, что такой ответ возможен, — сказала Юлия Герасимовна. — Хочется верить, что так и будет.

— Всем хочется верить, что так и будет, — сказала сидящая рядом с ней женщина.

Я кивнул Раисе Григорьевне на ее вопросительный взгляд и продолжал:

— Если окажется, что размещение заводов уже не имеет военно-стратегического значения, а заводы эти, — вы уже знаете, — почти полностью разрушены, то есть шанс избавить город от загазованности. Другого такого случая не будет. Теперь представьте: в Москве, не зная степени загазованности города, или не придавая этому большого значения, решают восстановить заводы там, где они были, и город снова будет загазовываться. Так имеем ли мы, архитекторы и санитарные врачи, право игнорировать представившийся нам шанс и ничего не сделать, чтобы избавить город от загазованности? Как мы потом будем выглядеть? Подумайте и об этом.

— Слышно, как хмурящийся Костенко постукивает пальцами по столу и под кем-то скрипит стул. У Юлии Герасимовны и еще у кого-то раскраснелись лица. Ловлю внимательный взгляд Раисы Григорьевны и с удивлением замечаю и на ее щеках розовые пятна, Давайте сделаем перерыв, — говорит Юлия Герасимовна и встает.

— Перерыв на сколько дней? — спрашиваю я.

— Да на несколько минут, всего лишь, — засмеявшись, отвечает Раиса Григорьевна.

— Ну, тогда я выйду на воздух покурить, — сказал я и вышел, предположив, что они хотят поговорить без меня.

«Есть упоение в бою...» Вспомнились эти слова когда я, выйдя на крыльцо, старался угадать, что именно они сейчас обсуждают, что еще могут выдвинуть против моего предложения, что можно им возразить. Я достал кисет с самосадом, который покупал на базаре, и нарезанными листочками газеты, свернул цигарку-самокрутку, кресалом высек из кремня на трут искру, раздул трут, прикурил и с удовольствием затянулся.

— Дожились, — услышал я и увидел вышедшего на крыльцо Костенко. — Вынуждены как дикари добывать огонь и курить черт знает какую дрянь.

— Ну, это еще не самое страшное.

— Согласен. Есть вещи и пострашнее. Петр Григорьевич, я хотел бы с вами поговорить откровенно и конфиденциально. Могу ли я рассчитывать, что этот разговор останется между нами?

— Если это разговор о переносе заводов, то я не хотел бы что-либо скрывать от моего начальника — в этом деле мы единомышленники.

— Не знаю, как и быть. Ну, тогда я попрошу вас вот о чем: если вы сочтете нужным передать своему начальнику содержание нашего разговора, то не ссылайтесь на меня.

— Это я вам обещаю.

— Дело вот в чем. Боюсь, что, ставя вопрос о переносе заводов, вы, а теперь я смею думать, что и ваш начальник, недооцениваете, а, может быть, и вовсе не учитываете одно важное обстоятельство. Как вы думаете: найдутся ли противники вашему предложению?

— Конечно, найдутся. Еще какие! Ну, если говорить о местном начальстве, то оно, я думаю, сначала займет выжидательную позицию, а потом будет безропотно следовать указаниям Москвы. Главными и самыми активными противниками будут наркоматы и, возможно, — руководители заводов. Зачем им лишняя морока: изыскания, проектирование, ответственность за удлинение сроков и удорожание строительства? Куда проще восстановить заводы на прежнем месте.

— Верно. И вы думаете одолеть наркоматы?

— Да ведь, в конечном счете, этот вопрос будут решать не они. У них свои аргументы, у нас — свои. Вот и посмотрим, чьи аргументы окажутся весомее.

— К сожалению, у нас нередко перевешивают не аргументы, какими бы весомыми они ни были, а какие-то побочные соображения, о которых порой и догадаться невозможно. Ну, а тут уж, — можете не сомневаться, — ведомства, отстаивая свои интересы, пустятся во все тяжкие и не станут брезговать никакими средствами.

— Мне кажется — вы преувеличиваете: в ведомствах должны понимать, что решать этот вопрос будут не они.

— Вот поэтому они и постараются представить ваше, — или, скажем, наше с вами, — предложение так, чтобы заранее его опорочить и обречь на провал.

— Что значит — заранее? Без рассмотрения вопроса по существу?

— Не удивлюсь, если и так произойдет.

— Да как это возможно?

— Ну, хотя бы так: нашлась группка врагов народа, открыто выступившая против решения товарища Сталина. Неважно, что решение принято давно, неважно, что изменились обстоятельства. Важно другое: выступила против Сталина и… вытекающие из этого последствия.

— А такой аргумент — загазованность?

— Из огня да в пламя. Ага! Они обвиняют Сталина в том, что это по его вине загазовывался город. Шутить изволите? Вот вы спросили нас: как мы с вами будем выглядеть, если не воспользуемся шансом избавить город от загазованности. А я спрошу вас: как мы с вами будем выглядеть, если воспользуемся этим шансом, ринемся в борьбу за перенос заводов? Да никак не будем выглядеть: одних сразу расстреляют, других запроторят погибать в лагерях. Неужели вы в этом сомневаетесь? Да где вы живете? Извините меня, пожалуйста, за этот откровенный разговор, но я счел необходимым предупредить вас, что в таких делах надо быть очень осторожным. У вас потухла цигарка. Докуривайте и пойдем, вас, наверное, уже ждут.

— Жить не хочется. — Оказалось, что это я сказал хоть и тихо, но вслух.

— Ну, это вы напрасно. Вы молоды и, может быть, доживете до нормальной жизни. — Константин Георгиевич усмехнулся и вздохнул. — До неба в алмазах. Мы, старики, и то все еще на что-то надеемся. Пошли, не будем заставлять нас ждать.