Анатолий Левандовский - Сердце моего Марата (Повесть о Жане Поле Марате)

У меня хранится четверостишие, написанное рукой Марата — единственный образец его юношеской поэзии; это мадригал в честь одной из невшательских красавиц, некой госпожи д'Андре. Вот он:

Неважные стихи — скажет читатель. А я и не хвалю их; я хочу лишь показать, что в определенном возрасте Марат отдавал дань тому же, чему отдаем все мы. И на любовь, естественно, он отвечал любовью: его мечтательный, несколько сентиментальный склад той поры, равно как и его огненный темперамент, давал для этого все необходимое.

Первый серьезный роман Марата относится к годам его странствий. Находясь в Лондоне и будучи уже известным врачом, он познакомился с Анжеликой Кауфман… Кто не знает ныне этой блистательной художницы, умершей в годы империи, художницы немного вычурной, но очаровывающей изысканным колоритом своих картин, их тонким чувством? Достаточно вспомнить ее «Возвращение Германика», «Иисуса и самаритянку» или «Прощание Абеляра с Элоизой»…

Анжелика была на два года старше Марата. Его соотечественница (она родилась в Хуре), Анжелика переехала в Лондон из Швейцарии почти в одно время с Жаном Полем. Здесь она восхитила высший свет в равной мере своей красотой и своим талантом. Самые высокопоставленные лица спешили заказать портрет у модной художницы. Она была принята при дворе и удостоена звания члена королевской академии искусств. Общеизвестна грязная интрига, жертвой которой художница стала в 1768 году. Один богатый лорд долго и безуспешно добивался ее любви. Встретив решительный отказ, он познакомил ее со своим негодяем камердинером, выдав его за шведского графа Горна. Самозванный граф, искусно ведя свою роль, пленил девушку; она приняла его предложение и стала мнимой графиней Горн… Все, конечно, тут же раскрылось. Произошел страшный скандал, разом уничтоживший репутацию и успех молодой художницы… Именно тогда-то с Анжеликой и встретился доктор Марат. Он оказал ей душевную поддержку и помог добиться развода.

Благодарность обманутой переросла в любовь. Натуры страстные, увлекающиеся, артистичные, они были созданы друг для друга; во всяком случае, Марат не мог вспоминать об этом времени без глубоких вздохов, и, может быть, именно память об Анжелике так тянула его в туманную Англию… Они расстались в 1775 году; Марат возвратился во Францию, Анжелика уехала в Рим. Больше встретиться им уже не довелось…

Не менее поэтичным был второй роман Марата, уже в Париже, в самую блистательную пору его жизни. В начале настоящей повести я упоминал об одном эпизоде, рассказанном мне стариком больным в Отель-Дьё и положившем начало моему профессиональному интересу к Марату: я имею в виду исцеление маркизы а'Обепин. Потом я узнал все в подробностях.

Она принадлежала к старинному аристократическому роду, давшему известных полководцев и дипломатов во времена Генриха IV и Ришелье. Судьба не обидела ее ни знатностью, ни богатством, ни красотой. Нежная и утонченная, она блистала в свете и обладала редкой способностью привлекать сердца. Но, вопреки всему этому, маркиза а'Обепин была глубоко несчастна. Ее муж, картежник, волокита и человек бесчестный, сумел превратить ее жизнь в ад. Быть может, потому и началась ее болезнь, которая в 1776 году едва не свела молодую женщину в могилу. Это был туберкулез легких, который лечить в то время не умели, как, впрочем, не умеют и в настоящее время. Болезнь развивалась быстро, и вскоре все врачи отказались от маркизы: она была признана безнадежной. И тут появился доктор Марат…

Я не знаю, какими способами лечил он свою пациентку и как долго ее лечил. Важно одно: он ее вылечил! Это казалось невероятным. Случай маркизы а'Обепин стал достоянием прессы и пересудов. Марату присвоили почетный титул «врача неисцелимых», и его успех достиг феноменальных масштабов. Что же касается маркизы… Естественно, она влюбилась в своего спасителя. И чем еще, кроме любви, могла она выразить свою благодарность человеку, который подарил ей жизнь, здоровье, счастье?..

Роман маркизы а'Обепин прогремел на весь Париж. Сплетни и домыслы о нем продолжали ходить много лет спустя, когда для самого Марата, ушедшего в революцию, все это давно уже стало прошлым…

Впрочем, какие только сплетни не ходили о докторе Марате, потом о публицисте Марате! Достаточно сказать, что все искренние патриотки, владелицы его типографий, его издательницы и распространительницы его газеты — а таких было великое множество, от госпожи Нуа до госпожи Коломб, — все они стараниями соперников и врагов Марата числились в его любовницах, причем о каждом новом его «романе» рассказывались вещи необычайные…

Были ли эти «романы» в действительности? Те из моих читателей, которые внимательно отнеслись к предшествующим главам этой повести, уже получили ответ: вечно гонимый, с головой ушедший в дело, требующее всей жизни, дело, временами казавшееся безнадежным, мог ли он думать о чем-то еще? Многие женщины — сотрудницы, товарищи, единомышленницы в борьбе — были весьма преданы Марату, до полной готовности к самопожертвованию ради общей цели; возможно, что некоторые из них испытывали к нему более интимные чувства. Это подчас давало желанную пищу словоблудию парижан. Приведу лишь одну из подобных историй.

Незадолго до бегства короля, в мае 1791 года, убежище Марату предоставил один из сочувствующих, некий гравер Маке. Этот господин жил безбедно. Он располагал обширной квартирой и имел сожительницу, тридцатишестилетнюю госпожу Фулез, даму, увлеченную революцией. Она читала «Друга народа», восхищалась стойкостью его редактора, и, когда вдруг сам этот редактор оказался под ее кровлей, она была в полном восторге. Марат очаровал госпожу Фулез. Она стала выполнять разные его поручения, играла роль связной с типографией, с кафе на улице Капнет и наконец как-то в отсутствие Маке, уехавшего на несколько дней из Парижа, призналась своему кумиру, что жизнь ее с гравером очень тяжела, что Маке мучит ее и утесняет и что она желала бы с ним порвать. Марат, чуткий ко всякой несправедливости, горячо принял сторону обиженной и обещал ей помощь. Когда приехал Маке, разразился страшный скандал. Разъяренный гравер выгнал госпожу Фулез (не говоря уже о Марате), оставив ее без средств к существованию. Марат, которому и своих дел в это время было по горло, выступил на страницах «Друга народа» в защиту госпожи Фулез, а досужие интриганы не преминули создать вокруг этого случая очередную амурную историю…

Однако всем историям и сплетням разом наступил конец, как только появилась Симонна. До рокового дня 13 июля 1793 года она была безупречной подругой, верным помощником, преданным соратником-борцом. А потом, еще долгие тридцать один год, до самой смерти, она достойно носила гордое звание «вдовы Марата», и никакие личные соображения, никакие политические катаклизмы, перемены правительств и режимов, которыми так щедро баловала нас судьба в послереволюционные годы, не могли лишить ее этой гордости и верности человеку, остававшемуся для нее единственным и вечным.