Михаил Водопьянов - Небо начинается с земли. Страницы жизни

Маршрут Маттерна лежал через Советский Союз. Я помню встречу американского пилота на московском аэродроме. Высокий, широкоплечий, он стоял, улыбаясь, у своей машины и отвечал на вопросы корреспондентов. И только глубоко запавшие глаза свидетельствовали о том, как нелегко давался ему этот перелет. Впрочем, от аэродромного люда ничего не скроешь. Все уже знали, что Маттерн из-за своей мнительности и подозрительности довел себя до крайней степени усталости. Ему все время казалось, что кто-то готовит ему подвох. Он ни на минуту не отходил от самолета и все стремился делать сам: и заливать бензин, и проверять аппаратуру, и устранять мелкие неисправности. Напрасно на каждом советском аэродроме специалисты предлагали бескорыстное техническое обслуживание машины. Помощь он категорически отвергал. Сын страны, в которой конкуренты не гнушаются никакими средствами, рекордсмен Маттерн не доверял никому. И, взвалив на свои, правда, широкие плечи все бремя перелета, очень устал.

На московском аэродроме у меня вдруг мелькнула озорная мысль. Я подошел и стал рядом с американцем. Маттерн недоуменно посмотрел на меня, потом понял и улыбнулся, а я невозмутимо продолжал с ним мериться: высок американский летчик, да и я не ниже, широк – да не шире меня. Я ничего не сказал, а просто рассмеялся и пожал Маттерну руку, а он похлопал меня по плечу и тоже заулыбался.

И вот этот Маттерн пропал, не закончив свой перелет. Некоторое время от него не было никаких известий.

Иностранные газеты, теряясь в догадках о том, куда он девался, договорились даже до того, что будто бы Маттерна… съели в Советском Союзе. Когда же он нашелся и выяснилось, что потерпел аварию в районе Анадыря, газеты стали кричать о том, что американскому летчику дали неправильный непроходимый маршрут.

Сигизмунд Леваневский, находившийся тогда в Хабаровске, получил правительственное задание – возможно скорее оказать помощь Маттерну, а заодно доказать, что по маршруту, предложенному американскому рекордсмену, летать вполне возможно.

И Леваневский блестяще это доказал. Сквозь туман, сгущавшийся по мере того как самолет уходил дальше, в море, он прилетел в бухту Ногаево и сел на воду. Отсюда до Анадыря, чтобы сократить расстояние, Леваневский повел свой гидросамолет над тундрой.

В Анадыре советского пилота встретил обрадованный Маттерн. Он и здесь оставался верен себе – не ел ничего, кроме шоколада.

Той же ночью летающая лодка стартовала на Аляску. Часа через полтора попали в туман. Леваневский блестяще вел машину в темноте «вслепую», по компасу. Любопытно он пишет об этом в своих воспоминаниях:

«…Чувствую, кто-то стоит сзади меня. Оборачиваюсь: Маттерн разглядывает мои приборы и, видать, напуган тем, что они не освещены. В панике он бежит в кормовое отделение, показывает бортмеханику на мои приборы, закрывает глаза: вслепую, мол, как же будем садиться? Механик над ним подшучивает, объясняет пальцами и печальной миной – дело плохо, придется загибаться. Маттерн привязывается ремнем и предлагает бортмеханику сделать то же самое. Механик объясняет, что ему, как ответственному человеку, неудобно привязываться».

…Перескочив на последних каплях бензина через Берингов пролив, сели в Номе, на Аляске.

Перелет Леваневского Анадырь – Ном доказал всему миру, что в аварии Маттерна не виноват никто, кроме самого пилота.

Мировому рекордсмену преподал урок пилотского мастерства рядовой, никому тогда еще не известный лётчик Сигизмунд Леваневский.

Обратный путь Леваневского, очень тяжелый, с вынужденными посадками и поломками, продолжался долго, но окончился благополучно.

И вот этот Маттерн предложил свои услуги в поисках экипажа самолета Н-209.

Получив от Советского правительства новый самолет «Локхид-Электра», приобретенный по его просьбе, Маттерн, не спеша, вылетел из Фербенкса на Север. Идя вдоль сто сорок восьмого меридиана, он достиг всего лишь семьдесят пятой параллели и… вернулся в Фербенкс.

От дальнейших поисков американский лётчик отказался. Благородный порыв Маттериа, пожелавшего отблагодарить Леваневского за свое спасение, оказался неосуществленным.

А Леваневского и его товарищей надо было искать.

…Сразу после того как радиосвязь с самолетом Н-209 нарушилась, начальника Главсевморпути О. Ю. Шмидта, начальника полярной авиации М. И. Шевелева, штурмана И. Т. Спирина, летчика В. С. Молокова и меня вызвали на срочное совещание в Кремль. Все мы были участниками экспедиции на Северный полюс и Героями Советского Союза.

В тот же день утвердили широкий план поисков. Их решено было организовать в двух направлениях: в западном и восточном секторах Арктики.

В западном должны были действовать наши воздушные корабли. Основной базой для нас был намечен остров Рудольфа, подсобной – льдина Папанина, дрейфовавшая в то время на нулевом меридиане и восемьдесят седьмом градусе северной широты.

В восточном секторе ледокол «Красин» направлялся к мысу Шмидта. Ему предстояло взять на борт экипажи с тремя самолетами и горючим и, насколько позволят льды, пройти к северу. Включились в спасательную экспедицию пароход «Микоян», находившийся в Беринговом проливе, и самолеты летчиков Задкова, Головина, Грацианского.

Двадцать пятого августа три самолета, отправлявшиеся на Северный полюс под управлением Молокова, Алексеева и моим, вылетели из Москвы в Архангельск и дальше на остров Рудольфа. На этот раз погода открыла нам «зеленую улицу»… но лишь до основной базы. Начался такой беспросветный туман, что пришлось сесть в пятидесяти километрах от Рудольфа, на остров Райнера, круглый и белый, словно перевернутая вверх дном тарелка. Несмотря на боковой ветер, мне удалось благополучно посадить флагманскую машину. Механики тут же выскочили из кабины и, отбежав в сторону, легли, изображая собой посадочное «Т». Правда, это живое «Т» предусмотрительно шевелилось, побаиваясь, как бы Молоков и Алексеев, увлекшись, не приземлились прямо на посадочный знак.

Необитаемый остров оживился. Мы разбили палатки, достали спальные меховые мешки, зашипели примуса…

Арктика снова шутила над нами: казалось бы, рукой подать до Рудольфа, а лететь нельзя.

Когда погода немного улучшилась, я прилетел на основную базу, а за мной – и другие машины.

Вскоре все было готово к полету на полюс, все, кроме… погоды – завыла пурга. Много дней прошло в томительном ожидании. Ночи становились длиннее, темнее. Солнце показывалось все реже. Скоро оно совсем распрощается с нами и спрячется на долгую полярную ночь.

Наконец погода прояснилась, но намело столько снега, что на колесах самолеты не смогли подняться.