Борис Садовской - Морозные узоры: Стихотворения и письма

Не светлый облик идеала
Лелею я в тиши ночей.
Иной любви душа взалкала,
Иная страсть в груди моей.

С высокого холста глядишь ты величаво,
Земной Помазанник небесного Христа.
Задумчиво чело, овеянное славой,
Печальны строгие уста.

Да, ты предчувствовал жестокую годину
И знал: на родину накинутся враги.
Из гроба слышал ты, как подступали к сыну
Клятвопреступников шаги.

Зачем доверился он их молве коварной,
Как птичка, что сама летит дракону в пасть.
Зачем он разделил с толпой неблагодарной
Свою божественную власть?

Я болен. Лампа, ночь… В печали одинокой
Мгновения журчат, как вечная вода.
Седого месяца полуслепое око…
О, одиночество! Везде, всегда!
Снопом лучей в глаза мне хлещет лампа,
А где-то там, вдали, твой детский профиль спит.
Перед тобой в огнях, гудя, зияет рампа,
И сыплются венки, и занавес шуршит.
Но ведь и ты, дитя, мне далека душою:
Моя любовь к тебе – холодная звезда.
Пусть любишь ты меня – я сердцем не с тобою.
О, одиночество! Везде! Всегда!

Жуки залетели вечерние,
Гудя золотыми струнами.
Закат под багрянцем и чернию
Овеян тяжелыми снами.

Мигает зарницей горючею
В нем призрак, немой и могучий,
На сердце подавленном тучею
Тоска ненасытней и жгучей.

И волны со скалами лижутся,
В печали томясь бесконечной,
И ночь, что медлительно движется,
Мне ночью мерещится вечной.

Едва на небе черном
Блеснут узоры звезд,
Спешу по склонам горным
От опустелых мест.

Мой путь в огнях и блестках
Вдоль улицы-тропы.
Оркестры на подмостках,
В аллеях гул толпы.

Помедли, незнакомка,
Присядем на скамью.
Ты засмеялась громко,
Ты руку жмешь мою.

И вот под небом черным
Мы от веселых мест
Спешим по склонам горным,
Безмолвие окрест.

И музыки не слышно,
И море не шумит,
А бархат неба пышно
Алмазами расшит.

Орел! над пасмурным болотом,
Где с шипом гады в клуб свились,
Вознесся ты широким взлетом
В свою заоблачную высь.
Упорно гордые усилья
Прорвали вихрь смятенных бурь,
И вот – свободный, ты в лазурь
Простер задумчивые крылья.
Оттуда, с тверди голубой,
Ты сыплешь свой победный клекот,
И дальней бури стихнул рокот,
Бессильно ропщут над тобой
Пучины хаоса глухие,
И, осенив тебя венцом,
Склоняются цари – стихии
Пред заклинателем – певцом.

Умей найти свой миг в пучине лет,
В твоей душе он выжжет вечный след.

Плывут года воздушной чередой, –
В тумане их твой миг горит звездой.

Он – Вечности застывшая струя,
Жемчужина земного бытия.

В часы тоски, в полночной тишине,
Забытый миг всплывает при луне.

Невызванный, непрошеный горит
И мучает, и жжет, и говорит.

Ни смысла в нем, ни тайны не ищи,
Но познавая, жди и трепещи.

Знай: веки не угаснет мига свет.
Вовеки не угаснет мига след.

В холодном блеске красоты
Сияла ты на пьедестале.
Лишь, озарив твои черты,
Живым огнем глаза блистали.

Я видел строгие уста
И стройно-мраморное тело.
Непобедима и чиста
Ты на меня с высот глядела.

Но жизнь была затаена
В груди прекрасной и холодной,
Не отвечала мне она
На зов мой страстный и бесплодный.

Я ждал, что мрамор оживет,
Что вспыхнет он, томясь и млея,
Но холодна, как чистый лед,
Стояла молча Галатея.

И ты под белою гробницей
Обрел ненарушимый сон,
Увенчан царственною птицей,
Овеян шелестом знамен.

Когда в тылу войны бесславной
Всклубился бунт, как хвост змеи,
Ты молча принял крест державный
На плечи мощные свои.

И вот теперь в гробу кровавом
Тебя покоит тишина.
Осенены орлом двуглавым,
Сурово веют знамена.

Блестят, как звезды ночью майской,
Огни лампад, лучи венцов.
Твое надгробье кистью райской
Украсил Виктор Васнецов.

Немым вопросам нет ответа.
Но, умиляясь и скорбя,
В час неизбежного рассвета
Мы все ответим за тебя.

Халат, очки, под мышкою костыль,
Остывший чай, потухшая сигара.
А разговор живого полон жара,
Свевает с прошлого столетий пыль.

От детства возлюбя родную быль,
Чуждался ты житейского базара
И в наши дни безумства и угара
Хранил московский быт и русский стиль.

В стране теней и ты теперь далече.
Но помнятся мне старческие речи,
Лукавый взор и благодушный смех.

Твой памятник – путь «Русского Архива»,
Где наши внуки будут терпеливо
Бродить среди столбов твоих и вех.

Как с утра, младой, мне неможется,
Ах, неможется, нездоровится,
Нездоровится, гулять хочется!
Я пойду, млада, в хоровод плясать,
Разыграюся с подружками.
Вы, подруженьки-голубушки,
Научите, как домой прийти,
На расправу к мужу старому?
Уж я улицей – серой утицей,
Переулочком – перепелочкой,
К воротам тесовым – черным соболем,
На широкий двор – ясным соколом,
На крылечко – красной девицей,
В новы сени – молодой женой.

В былые дни сердечный пыл
И волю плавил, и рассудок,
Но холод жизненный поплыл –
И всё угасло. Не остыл
Один лишь дар судьбы – желудок.
Жив Прометей в его огне!
Бессмертный, правит он во мне
Над неизбежностью победу
И мерит в каждом новом дне
Часы от завтрака к обеду.
С утра велит он вспоминать
Умершей юности уроки
(Бьет час, два, три, четыре, пять),
И Валтасаровы читать
На стенах огненные строки.
Без сил, как ослабелый лук,
Я жду конца. Но шесть пробило,
Свершила стрелка полукруг,
И он ворчит, как старый друг:
Утешься: всё, что было, – было.
Пусть изменяют дни твои,
Но не изменит ростбиф вечно,
И подогретого Нюи
Благословенные струи
Всё будут литься бесконечно.
Стихает времени полет,
Забыта жизни злая шутка.
К десерту юность восстает,
И воскресает, и живет
По воле неба и желудка.