Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся

В конце деревни мы увидели множество тел русских солдат. На одном из них был итальянский меховой полушубок.

Мы прошли мимо лейтенанта Маэстри, который уже полностью пришел в себя. Он шагал вместе с небольшой группой офицеров, возглавляемой майором У. Я хотел присоединиться к ним, но Антонини не согласился.

* * *

В этой деревне пала лошадь, которая везла лейтенанта Занетти. Убедившись в тщетности попыток идти на пораженных гангреной йогах, Занетти попросил кого-то из солдат отвести его в ближайшую избу и оставить там.

Но он не смог спокойно дожидаться смерти. Через некоторое время он вышел из избы и двинулся вслед за колонной на четвереньках! Забегая вперед, скажу, что он выжил, но лишился обеих ног.

Позже я узнал, что Канделе тоже пришлось большую часть пути преодолеть пешком и он серьезно обморозился. А Лугареци об руку со своим верным ординарцем Боцца, оба серьезно обмороженные, шли вслед за колонной в течение бесконечно долгих часов. Их окружала только бескрайняя заснеженная равнина и тишина, изредка нарушаемая зловещим завыванием ветра.

* * *

Оставив позади деревню, мы попали в длинную, неглубокую балку. В ней тоже часто попадались тела погибших русских солдат. Снег здесь перепахали немецкие танки.

Неожиданно справа показалось три самолета. Они явно держали курс на головную часть колонны, скрытую от нас высокой растительностью. Это были русские? Или немцы? Издалека невозможно было разобрать.

Вскоре мы получили исчерпывающий ответ на свой вопрос. Самолеты полетели над колонной, поливая ее сверху пулеметным огнем. Люди попрятались кто где мог. Я упал на землю и отполз в сторону с дороги. Когда самолеты пролетели над нашими головами, мы с Антонини встали на ноги.

Нам повезло, что русские были (не знаю, может быть, сейчас положение изменилось) совершенно бездарными авиаторами. Стреляя по безоружной колонне, они сумели убить лишь одного человека.

* * *

Длительная остановка.

Темнело. Ветер, который в течение дня все время то слабел, то снова усиливался и постоянно менял направление, теперь дул с юга, но не стал от этого более теплым и пробирал до костей. Я без устали топал ногами, подпрыгивал, иногда принимался бегать на месте, чтобы окончательно не замерзнуть.

Следовало воспользоваться остановкой, чтобы немного подкрепиться - у меня были с собой галеты и мясные консервы. Но мясо превратилось в кусок льда, от которого я с помощью перочинного ножика сумел отколоть только несколько маленьких осколков.

Затем мы попытались навести в колонне хотя бы какое-то подобие порядка и снова разделить сбившихся в кучу людей на Торино и Пасубио. Но быстро поняли, что это бесполезно.

* * *

К нам присоединился младший лейтенант Конти, с которым мы жили в Черткове в одной избе. Спасаясь от холода, мы, как и многие вокруг, сели тесно прижавшись друг к другу и накрылись сверху моим одеялом. Это не слишком помогало.

Неподалеку я услышал незнакомый голос, говоривший на старо-миланском диалекте. Я едва мог поверить своим ушам. Было так странно слышать в этом ужасном месте мамин говор, когда она пела нам колыбельные, а мы были еще детьми. Мне стало очень грустно, на глаза навернулись слезы.

Нет! Нельзя расслабляться! Сейчас не время!

Почему же остановка так затянулась?

Долго ли нам еще идти?

И правда ли, что нам предстоит добраться до окруженного немецкого гарнизона и помочь ему прорвать кольцо?

Мороз становился непереносимым. Хотя мы едва держались на ногах от усталости, все равно были вынуждены постоянно находиться в движении. Надежды постепенно покидали нас.

Мы снова тронулись в путь, когда небо впереди приобрело угрожающий фиолетовый оттенок.

Самолеты сделали прощальные круги над колонной и скрылись из виду. Мы свернули направо и теперь двигались прямо на север. Почему именно туда? Наш маршрут пролегал через заросли очень высокой мертвой травы. Создавалось впечатление, что мы идем по длинному коридору между двумя стенами. И лишь иногда издалека доносился звук выстрела.

* * *

Мы сделали еще несколько коротких остановок, но в целом колонна снова пошла быстрее. Удалось даже навести относительный порядок. Несколько сержантов из берсальеров все-таки разделили людей на Торино и Пасубио и теперь бдительно следили за тем, чтобы ряды вновь не смешались. Для этого им приходилось беспрерывно покрикивать на не желающих подчиняться дисциплине солдат, иногда они в ярости даже палили в воздух.

* * *

Трава кончилась. Перед нами опять была ровная, заснеженная низина. Мы шли и все время поглядывали на запад, ожидая в любую минуту увидеть свои линии укреплений. Но вместо этого нас в очередной раз приветствовали знаменитые русские "катюши". Их снаряды падали в снег немного в стороне от нас, окутывая колонну клубами золотистого дыма. Значит, и здесь нас поджидает враг!

Надо идти вперед. И стараться ни о чем не думать.

Мы с Антонини как-то незаметно перешли демаркационную линию между Торино и Пасубио. Я увидел нескольких устало шагавших знакомых офицеров. Стемнело.

Мы свернули налево. Теперь наш курс снова лежал на запад.

Колонна сильно растянулась, "похудела", и в итоге распалась на несколько изолированных групп. Во главе шли немцы и часть итальянцев, затем, в некотором отдалении, Пасубио, в хвосте колонны тянулась неорганизованная толпа итальянцев. Причем группы разделяло довольно большое расстояние. Если хвост колонны, состоящий сплошь из невооруженных людей, подвергнется нападению противника, нетрудно предположить, чем кончится дело.

Мы вошли в деревню. Думаю, это была Стрельцовка.

Теперь, пожалуй, мы все, не исключая немцев, были похожи на заезженных кляч.

Я попросил Антонини остаться на некоторое время с Белладженте и немного перевести дух. Я же намеревался добраться до начала итальянской колонны и попытаться прояснить обстановку. Мои нервы были настолько напряжены, что я не мог идти медленно.

В темноте я заметил расположившихся между избами немцев. Возможно, они занимали позиции?{20}

Антонини взорвался: "Значит, ты хочешь меня бросить! Тоже мне друг называется!"

Я молча рванулся вперед, мысленно оправдываясь, что не обязан сносить вспышки раздражения и гнева даже самых лучших друзей. Но при желании можно найти оправдание любому поведению, даже самому недостойному. А правда заключалась в том, что я больше не владел собой.

Прошло совсем немного времени, и я услышал голос Аитонини, окликающий меня по имени. Я не ответил. Я бросил своего друга.

(Несколькими днями позже мы встретились, уже вырвавшись из "котла". Антонини ни словом не упрекнул меня, только крепко сжал в своих объятиях.)

Глава 30.