Олег Царев - Роковые иллюзии

Бёрджесс и Маклейн были близкими друзьями; некоторые даже подозревали, что Гай, верный себе, соблазнил Дональда, который сам впоследствии признался, что участвовал в гомосексуальных приключениях. Спали ли они вместе или нет, но они были близкими товарищами по подпольной коммунистической ячейке. Поэтому, когда Маклейн, послушно следуя наставлениям Дейча, попытался разорвать все связи с партийной ячейкой, он обнаружил, что невозможно отделаться от Бёрджесса.

«Если уж Гай решил добиться чего-либо, нет никакой силы ни на небе, ни на земле, которая могла бы его остановить», — отмечал Филби, вспоминая, как Бёрджесс допекал Маклейна своими вопросами. В то время он высказывал Дейчу свое опасение, что Гай так просто не отстанет от Маклейна, отказываясь смириться с тем, что его кембриджский приятель взял да и перестал быть коммунистом [469]. «Это просто невозможно. Я тебе не верю», — настойчиво повторял Бёрджесс. Ему в конце концов удалось сломить сопротивление своего друга, и Маклейн признался, что он по-прежнему продолжает работать для партии, но в ином качестве. При этом, однако, ему пришлось объяснить Бёрджессу, почему ему необходимо сделать вид, что он порвал с коммунизмом. Это поставило Дейча и Орлова перед сложной дилеммой. Открывшись перед Бёрджессом, Маклейн сделал себя заложником его способности хранить молчание и создал потенциально опасную ситуацию для зарождающейся кембриджской сети, поскольку, по словам Филби, Бёрджесс был не только несносным дитятей, но и неисправимым болтуном.

Встревоженный возможностью того, что Бёрджесс способен нечаянно выдать своего друга, Филби поделился с Дейчем опасениями, что Гай не сможет устоять перед искушением поделиться секретом с приятелями и рассказать им, чем на самом деле занимается Маклейн: что, хотя он и отрицает это, Дональд по-прежнему является коммунистом. Получив сообщение Дейча, Орлов решил, что теперь у них нет иного выбора, кроме как включить Бёрджесса в свою «нелегальную» сеть, чтобы заставить его держать язык за зубами.

В конце декабря 1934 года Маклейн по просьбе Дейча организовал ему встречу с Бёрджессом, чтобы «прозондировать» его. Бёрджесс был удивлен и польщен этим предложением. Любовь к интриге заставила Бёрджесса сразу же ухватиться за представившийся случай присоединиться к своему другу Маклейну в «союзе трех», которым было предложено тайно работать для дела революции. Маклейн вспоминал, как засветилось радостью лицо его друга на встрече с Дейчем, когда он торжественно заявил, что «сочтет это честью и готов пожертвовать всем во имя дела» [470].

Присвоением Орловым и Дейчем Бёрджессу псевдонима «Мэдхен» [ «Девочка»] окончательно утвердилась его вербовка в качестве «третьего человека» кембриджской сети, которая, как подтверждают архивы НКВД, в течение последующих двух лет оставалась тесно сплоченной группой в составе трех человек. Архивы показывают также, что Орлов, возможно, никогда не ввел бы Бёрджесса в свою сеть, если бы не бракованные пленки, на которые были пересняты отчеты, в целях безопасности пересылавшиеся непроявленными в Москву. Эта проблема продолжала осложнять связь с Центром до конца января 1935 года, и, поскольку связь его «нелегальной» резидентуры с Москвой была таким образом всерьез выведена из строя, Орлов принял самостоятельное решение завербовать Бёрджесса.

Когда новый псевдоним «Мэдхен» появился без предупреждения в январском отчете Орлова, Центр отреагировал на это удивлением и неудовольствием. Мало того, что Центр вообще не давал разрешения на прямой контакт с Бёрджессом, но и, поскольку первые три члена кембриджской сети были близкими друзьями, это явилось серьезным нарушением требований конспирации, согласно которым агенты не должны были знать друг о друге. Обеспокоенная Москва поспешила направить в Лондон выговор, приказав Орлову остановить вербовку Бёрджесса [471].

«Вы недоумеваете, кто такой „Мэдхен", и приказываете порвать [с ним],— отвечал на это Орлов в письме от 12 июля 1935 года. — Я отдал распоряжение „Стефану" по телефону [псевдоним Дейча] с ним связь приостановить во исполнение вашего указания». Пытаясь пригладить взъерошившиеся перышки начальства на Лубянке, он высказал удивление по поводу «этого недопонимания» [472]. «Я начинаю подозревать, что наши письма не полностью доходят к вам или, может, часть из них была неполно проявлена», — писал Орлов, объясняя, что Бёрджесса «рекомендовали„Зенхен" [Филби] и „Вайзе" [Маклейн], расценивающие его как очень способного и авантюрного малого, могущего проникнуть всюду». Сам он ручается за Бёрджесса, который, по его словам, является «бывшим „земляком" кембриджской группы (т. е. членом университетской ячейки коммунистической партии), очень образованным парнем, незаменимым в обществе, с авантюрными наклонностями. Хотя я его расцениваю ниже „Зенхена" и „Вайзе", считаю все же, что он пригодиться может» [473].

Поскольку, таким образом, протокольные условности были соблюдены, Центр успокоился по поводу того, что члены группы знали о тайных связях друг друга, и снял запрет с разработки Бёрджесса как возможного агента.

Разработка Бёрджесса начиналась под руководством Дейча, который быстро понял, что высказывание Орлова о возможной пользе «Мэдхен» было совершенно правильным. Несмотря на первоначальное беспокойство по поводу того, удастся ли приучить к дисциплине этого своевольного и непокорного кандидата, он понял, что его задачу упрощал тот факт, что Бёрджесс «пришел к компартии на основе теоретического изучения марксизма». По оценке Дейча, «партия и партийная работа означали для него спасение, саму жизнь и чистоту» [474]. Вот психологический портрет Бёрджесса, написанный Дейчем в Москве в 1939 году:

«„Мэдхен" по своему характеру — полная противоположность «Вайзе» и «Зенхену». Он пришел к компартии на основе теоретического изучения марксизма. Он очень образован и начитан, но поверхностен. Язык у него хорошо подвешен, и говорит он охотно и много. Многие черты его характера можно объяснить тем, что он педераст. Он стал им в Итоне, где рос в атмосфере цинизма, изобилия, лицемерия и поверхностности. Так как он очень умен и образован, то партия была для него как бы спасением. Она давала ему прежде всего возможность удовлетворения его интеллектуальных запросов. Поэтому он взялся за партийную работу с большим энтузиазмом. Часть его личной жизни протекала в обществе его гомосексуальных друзей, которые рекрутировались среди разных людей, начиная от известного либерального экономиста Кейнса и кончая самыми разными подонками — вплоть до проституированных мужчин. С такой жизнью были связаны личное унижение, пьянство, нерегулярный образ жизни, чувство быть вне признанного общества и, с другой стороны, наплевательское отношение к буржуазной морали. Эта жизнь его не удовлетворяла. Партия и партийная работа означали для него спасение, саму жизнь и чистоту. Он очень темпераментный и эмоциональный человек и очень легко поддается настроениям. Свою гомосексуальность он объяснил мне так: она не врожденная, он может общаться и с женщинами, он научился ей в Итоне, и поскольку там ею занимаются все, то и он втянулся. Ученики живут там по несколько человек в одной комнате, и классные руководители используют свое положение и совращают молодых ребят» [475].