Олег Царев - Роковые иллюзии

Как и предвидел Орлов, именно гомосексуальные связи оказались одними из самых полезных активов, принесенных в «нелегальную» группу Бёрджессом. Это выяснилось уже при первом задании, которое предлагалось выполнить каждому кандидату, проходящему испытательный срок: составить список друзей и знакомых. Бёрджесс, с присущей ему склонностью к излишествам, представил внушительный реестр на четырех страницах. Его список состоял из более 200 фамилий, от знакомых по Кембриджу, таких как Деннис Проктор и профессор Г. М. Тревильян, и до лорда Кейнеса и Денниса Робертсона. Из знакомых по министерству иностранных дел Бёрджесс назвал Питера Хаттона и Кона О'Нейла. Он включил лорда Кэмроза и Джозефа Болла из исследовательского отдела консервативной партии, а вдобавок членов парламента от консерваторов Гарольда Николсона, майора Джека Макнамару и Энгуса Хамбро. Из чисто гомосексуальных контактов были включены Вернер фон Фриз, атташе германского посольства, Том Уайли из военного министерства и человек по фамилии Бек, которого Бёрджесс охарактеризовал как «представителя люмпен-пролетариата и педераста» [476]. Список Бёрджесса не только свидетельствует о его хищной натуре, но и о том, что он был привлекателен для старших по возрасту мужчин — свидетельство того, насколько широко распространилась паутина гомосексуальных связей, нити которой тянулись из Кембриджа в высшие слои британских военных, научных и правительственных кругов. В архивах не говорится о том, как воспользовался Центр столь эклектическим реестром, однако список этот оказался весьма ценным для такого опытного советского разведчика, как Орлов, который сразу же поспешил воспользоваться возможностями, открывшимися благодаря Бёрджессу.

Одним из имен, сразу же его заинтересовавших, было имя Денниса Проктора, участника «Общества Апостолов», придерживавшегося левых взглядов, который после окончания университета в 1931 году поступил на государственную службу и к 1935 году был личным секретарем премьер-министра Стэнли Болдуина. По словам Бёрджесса, Проктор был одним из старших «Апостолов», известных как «Ангелы», и нередко присутствовал на кембриджских собраниях «Общества». Поскольку Бёрджесс заверил Дейча, что Проктор разделяет его идеологические взгляды, хотя никогда и не был коммунистом в Кембридже, возникала перспектива заиметь агента в резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10. Поэтому Орлов, не тратя времени, дал через Дейча указание Бёрджессу попытаться подготовить Проктора к разработке. К февралю 1935 года Орлов запросил санкцию Москвы на такую попытку, уверенно предсказывая, что шансы на успех у «Мэдхен» «очень велики» [477].

Не имея сколько-нибудь подсобной исходной информации о Прокторе, Центр сначала был склонен не поверить сообщению Орлова о ценности интимных отношений Бёрджесса с его друзьями. Начальство немедленно наложило вето на предложенную разработку Проктора. Четыре месяца спустя оно изменило свое мнение и санкционировало разработку Уайли. Проктор проходит в архивах НКВД только как секретарь Болдуина. То, что он был сочтен всего лишь запасным кандидатом на крайний случай, подтверждается тем фактом, что, в отличие от Уайли, ему никогда не присваивался оперативный псевдоним [478].

Том Уайли, еще один объект, выбранный Орловым из списка Бёрджесса, был старым университетским приятелем Филби. «Соратник» по «гоминтерну», как называли кембриджских гомосексуалистов с левыми убеждениями, Уайли был в то время секретарем постоянного заместителя военного министра Криди. Орлов сообщил Москве, что дал Филби задание разработать Уайли, «не предпринимая никаких существенных шагов», но после того, как Центр высказал возражения против использования Бёрджесса для того, чтобы сделать предложение Проктору, Орлов остановил и эту операцию.

«Ожидая, что по аналогии с секретарем Б [олдуина], с которым чрезвычайно дружен Гай («Мэдхен»), Вы и в этом случае разработку Уайли запретите», — написал Орлов, заверяя Москву, что «я от выработки плана обработки Уайли пока воздержался. Мелькнула у меня мысль, так сказать, в черновом, подпустить к Уайли известного Вам «Мэдхен», который как культурный педераст тоже (и ловкий парень) мог бы по таинственным законам полов в этой стране завоевать сердце Уайли» [479]. Заверения Орлова в способностях «Мэдхен» как «рокового мужчины», очевидно, убедили Центр, потому что на сей раз начальство не возражало против его плана. Бёрджесс быстро вступил в интимную связь с Уайли, оперативный псевдоним которого в архивах НКВД — «Генрих» (впоследствии «Макс»). Однако, хотя есть подтверждение тому, что Уайли свел Бёрджесса с офицерами военной разведки, Центр остановил процесс вербовки Уайли, когда было решено, что он слишком много пьет и распутничает, а поэтому не может стать надежным советским агентом.

Архивы НКВД раскрывают, что во время его разработки Бёрджесс был по тем же причинам сочтен начальством с Лубянки, придерживавшимся несколько пуританских взглядов, слишком рискованной кандидатурой для вербовки. По словам Дейча, для таких сомнений имелись некоторые основания:

«„Мэдхен" большой фантазер, полон планов и инициативы и не знает никаких внутренних тормозов. Легко склонен к панике и к отчаянию. Берется за дело с большой горячностью, но слишком неустойчив, чтобы доводить начатое дело до конца. Его воля часто парализуется самыми незначительными трудностями. Он иногда лжет — не злоумышленно, а из боязни признать какую-нибудь свою маловажную ошибку. По отношению к нам он честен, делает все без возражений и иногда производит впечатление человека даже слишком покорного.

Хотя он и одевается очень небрежно, но все же любит, чтобы на него обратили внимание. Это вообще характерная для него черта: он любит нравиться и неохотно показывает свои недостатки. Этим объясняется и то, что он страдает оттого, что некоторые его друзья, знавшие его как коммуниста, сейчас думают, что он перестал им быть. Поэтому он просит постоянно, чтобы хотя бы «Мэр», которого он очень уважает, знал, что он остался верен своим убеждениям. Одновременно он хотел бы, чтобы «Мэр» знал, что он делает особую работу — это соответствует его тщеславию» [480].

Однако, по-видимому, именно это стремление добиться признания убедили Дейча и Центр, что у них теперь в руках психологический ключ к тому, чтобы подчинить Бёрджесса контролю, несмотря на присущую ему недисциплинированность. Эмоциональная жажда похвалы у Бёрджесса делала для него разрыв с кругом друзей в коммунистическом подполье Кембриджа более трудным, чем для Филби и Маклейна. Поэтому Дейч почувствовал облегчение, когда летом 1935 года Бёрджесс решил отказаться от попытки получить кембриджскую степень, написав диссертацию о марксистском толковании восстания сипаев. Для Бёрджесса покинуть Кембридж означало, что придется искать какой-нибудь способ возместить те 440 фунтов в год, которые он зарабаты вал как методист, и направить свои таланты на карьеру, которая дала бы ему возможность приносить пользу делу революции.