Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

Каждый вечер рабочие из барака № 17 посещали и дюжину других учебных заведений: школу шоферов, курсы Осоавиахима, где преподавались различные военные дисциплины; специальные курсы по подготовке экономистов, плановиков, акушерок, работников почты и телеграфистов. Эти учебные заведения были организованы различными трестами и учреждениями.

Расходы на обучение, освещение, отопление, зарплату преподавателям, а иногда также и учебники и бумагу для студентов оплачивались из большого фонда, предназначенного для подготовки техников и квалифицированных рабочих. Студенты ничего не платили. У них были даже особые привилегии, более длительные отпуска, а на время экзаменов их освобождали от работы.

В это время в Магнитогорске было очень мало дневных учебных заведений для взрослых, где можно было учиться с отрывом от производства. Большинство рабочих, так жё, как Коля и я, учились по вечерам. Напряжение было слишком велико и слишком много предстояло сделать, чтобы можно было освободить несколько миллионов молодых рабочих Советского Союза от работы на производстве и послать их учиться. Однако в течение последующих пяти лет вечерние профессиональные учебные заведения практически исчезли и были заменены учебными заведениями bona fide [26] Настоящими. — Примеч. автора. — институтами, где учились с отрывом от производства, и уровень академических знаний был гораздо выше. Студенты этих учебных заведений получали от государства денежные пособия (стипендии) в размере от сорока до пятисот рублей в месяц. Такое положение сохранялось вплоть до 1940 года, когда правительство, перед которым встала необходимость изыскать миллиарды рублей на вооружение, ввело плату за все обучение, начиная с восьмого класса.

Огромные капиталовложения, отпускаемые Советским Союзом на обучение, были продиктованы необходимостью — в каждой области не хватало квалифицированных специалистов. Революция, гражданская война и массовая эмиграция «старых» элементов оставили в России в начале двадцатых годов еще большую неграмотность и еще меньшее количество квалифицированных специалистов, чем было до войны [27] Автор имеет в виду первую мировую войну. — Примеч. переводчика. . Постоянно возрастающая сложность экономической и коммерческой и политической жизни вызвала в начале тридцатых годов такую ситуацию, в которой правительству остро потребовалось создание советской интеллигенции. Эта ситуация и стала основной причиной тех колоссальных усилий, которые предпринимались для обучения и подготовки квалифицированных специалистов. В Магнитогорске это выразилось в том, что в рамках общего бюджета строительства было предусмотрено израсходовать почти сто миллионов рублей на подготовку квалифицированных рабочих. Данная сумма изначально рассматривалась в бюджете и была внесена в него как одна из статей капиталовложений наряду с такой же суммой, отпущенной на доменное оборудование.

Создание советской интеллигенции повлекло за собой еще более значительные последствия, чем затраты миллионов рублей на образование. Разница в зарплате, увеличившийся разрыв между зарплатой квалифицированных и неквалифицированных, с образованием и без образования работников в значительной степени были попыткой стимулировать желание учиться. Подобные действия помогали преодолеть летаргию, традиционную медлительность, неповоротливость и лень русского крестьянства. Население (и особенно крестьян) необходимо было увлечь учебой. В какой-то степени интерес уже пробудился — он возник как ответная реакция на длившееся веками лишение доступа к образованию и как результат природной любознательности, присущей любому человеческому существу. Но требовался и дополнительный стимул. Если бы зарплата пастушонка и инженера была одинаковой, большинство крестьян продолжали бы пасти свои стада и никогда не побеспокоили бы Ньютона и Декарта.

В 1933 году разница в зарплате была приблизительно следующей: средняя ежемесячная зарплата неквалифицированного рабочего Магнитогорска составляла что-то около 100 рублей; ученика квалифицированного рабочего — 200; квалифицированного рабочего — 300; инженера, не имеющего опыта работы — от 400 до 500; инженера со стажем — от 600 до 800; управляющих, директоров и т. п. — от 800 до 3000 рублей. Такая резкая дифференциация плюс отсутствие безработицы, а значит, уверенность в том, что можно без труда устроиться по любой освоенной специальности, еще более увеличивали и стимулировали интеллектуальную любознательность людей. Благодаря этим двум факторам была создана основная масса учащихся, занимавшихся в магнитогорских вечерних учебных заведениях в 1933 году; все эти люди работали по восемь, десять и даже двенадцать часов на производстве в самых суровых условиях, а потом приходили вечером учиться, иногда на пустой желудок, сидели на деревянных скамьях без спинки в комнате, где было так холодно, что пар, идущий от дыхания, виден был на расстоянии ярда, и изучали математику в течение четырех часов не прерываясь. Конечно, не все удавалось усвоить. Подготовка была недостаточной, а условия слишком плохими. Тем не менее Коля, проучившись два года в техникуме, мог сконструировать стропильную ферму, рассчитать объемы, площади и многое другое. Более того, он знал из своего личного опыта конкретное практическое применение всего, что он изучал.

Коля и я спускались вниз по холму, направляясь к школе. Было холодно, ветер покусывал нас за щеки и через пять минут влага от нашего дыхания заледенела на бровях и ресницах. Мы шли быстро, так как было уже почти семь часов.

— У тебя сегодня что? — спросил я.

— Механика, — ответил Коля.

— Ты решил задачи?

Коля тихо выругался.

— А когда, ты думаешь, я мог бы их, черт возьми, решить.

Дальше шли молча. Здание Комвуза представляло собой барак, очень похожий на тот, где мы жили, с той разницей, что оно было чище и комнаты здесь были побольше. Подойдя к двери, мы услышали, как Наташа, уборщица и сторожиха, выйдя из своей комнаты, энергично звонит в колокольчик — такой колокольчик в деревнях обычно вешали на шею коровам. Значит, мы пришли как раз вовремя. Коля отправился в свой техникум. Я вошел в класс. В нашей группе учились двадцать четыре студента от четырнадцати до сорока пяти лет. Наш преподаватель был маленький человечек с острым взглядом, в очках; днем он работал конструктором.

Мы начали с партийного строительства. Не прошло и пяти минут, как сидевший впереди меня клепальщик, крупного телосложения мужчина, заснул крепким сном, уронив подбородок на грудь. Его бригада выполняла какое-то срочное задание, и он не спал уже сорок восемь часов.