Джон Скотт - За Уралом. Американский рабочий в русском городе стали

Городок ОГПУ состоял из нескольких огромных жилых массивов, дома здесь были шестиэтажные и хорошо построенные. В каждом жилом квартале были здания, в которых имелись все виды коммунально-бытовых услуг: прачечные, детские сады и ясли, ателье, столовые и клубы. В городке работали театр и два кинотеатра.

Мне показалось невероятным, чтобы в Челябинске было такое количество сотрудников ГПУ, что специально для них возвели этот колоссальный жилой массив. Однако позже я узнал, что здесь живут также партийные и советские работники.

На трамвае я выехал за город и добрался до тракторного завода. К моему разочарованию, когда я подошел к воротам, меня остановил коренастый мужчина с пистолетом на поясе: «Ваш пропуск!» Он так и не пропустил меня, и я решил, что мне лучше сходить в иностранный отдел дирекции завода, и представиться, прежде чем идти за пропуском к начальнику охраны завода.

Выходя из ворот, я столкнулся с немцем-механиком, которого некоторое время назад перевели сюда из Магнитогорска. Он был не в рабочей одежде. «Приходил на завод на техническую конференцию, — объяснил он. — Сейчас иду домой. Если хотите, пойдемте со мной».

Мы пошли вместе по широкому проспекту, ведущему от завода к жилым кварталам. Это был двойной бульвар: между двумя дорогами были посажены деревья, и по обеим сторонам тянулись трамвайные пути. Дома располагались приблизительно на расстоянии ста ярдов от этого проспекта, повсюду было много деревьев и кустарников. На фоне общего архитектурного ансамбля выделялись здания театра и клуба.

«Мне надо купить сигарет, — сказал механик. — Инснаб находится намного дальше, на этом же проспекте, и поэтому мы часто покупаем сигареты здесь». Мы протолкались сквозь толпу людей к большому, хорошо построенному магазину. Он был битком набит домашними хозяйками, а также рабочими, стоявшими в очереди и ожидавшими, когда начнут продавать хлеб.

Как раз в тот момент, когда мы вошли в магазин, привезли хлеб. Толпа сразу оживилась, все стали рыться в карманах и сумках, доставая хлебные карточки и деньги. Я заметил, что в начале очереди стоят около двадцати солидных мужчин, молча и терпеливо ожидающих хлеба. Это были финны.

«У нас в Челябинске живет около трехсот финнов, — сказал мой приятель. — Это хорошие работники, но они слишком много пьют. Большинство из них перебежали через границу в 1930 и 1931 годах. Многие из них занимались контрабандой. Они общаются в основном только друг с другом. Когда первые из них прибыли сюда прошлой зимой, их направили на строительство электростанции. Не хватало валенок, чтобы их всех обуть, и на второй день никто из них не вышел на работу. Партийная и профсоюзная организации немедленно направили к ним человека, чтобы выяснить, что произошло. Все финны сидели дома, похоже было, что они не собираются выходить на работу. «Сегодня рабочий день», — сказал им партийный работник. Представитель финнов ответил, что это ему известно, но все равно они не выйдут на работу до тех пор, пока все не будут обеспечены валенками, которые положены им по коллективному трудовому договору. Разразился ужасный скандал, и в конце концов для остальных финнов нашли недостающие пары валенок».

Едва мы купили сигареты, как начался шум и гвалт в очереди за хлебом. В магазин вошел комсомольский работник и встал впереди всех, чтобы купить хлеб без очереди. Привычные ко всему русские домохозяйки восприняли это как должное — но не финны. Они подхватили молодого большевика под руки и спокойно вынесли из очереди. Служащий магазина, пряча веселую улыбку, стал кричать, призывая к порядку. Комсомольский деятель был в ярости. Он вернулся обратно и снова пошел в начало очереди. Наконец, один из финнов открыл рот и пророкотал по-русски с сильным акцентом: «Мы стоим в очереди — ты стоишь в очереди». После этих слов три или четыре огромных финна осторожно и мягко подхватили его, вынесли из магазина и только там поставили на землю. Большинство домохозяек пришло в восторг. Комсомольский работник больше не пытался получить хлеб, и мы видели, как он, ругаясь, уходил по улице от магазина.

Мы перекусили, а затем, по моей просьбе, отправились на завод. Механик достал мне пропуск, дававший возможность ходить повсюду, кроме электростанции и ее подстанции. Всю остальную часть дня я провел, осматривая громадный завод.

Очень интересной была линия поточной сборки, но самым замечательным из всего, что я когда-либо видел, оказался конвейерный литейный цех. Все здесь работало отлично, и двор рядом со зданием сборочного цеха был заполнен готовой продукцией — мощными гусеничными тракторами, которые я видел в действии в Магнитогорске, и могу сказать, что они работали прекрасно.

Я вернулся в квартиру моего приятеля, куда после обеда пришло еще несколько немецких рабочих, и мы очень интересно провели этот вечер, обсуждая недавние события в Германии. Гитлер укреплял свои позиции. Высказывания в советской прессе по этой проблеме в целом были довольно нейтральны, и большинство русских не испытывали особых антипатий к нацистам, но немцы, живущие в России — большинство из них принадлежали к коммунистической и социал-демократической партии, — были глубоко обеспокоены. Это очень серьезно, говорили они, и русские потом это поймут.

Проведя два дня в Челябинске, я вылетел в Магнитогорск. Был прекрасный для полетов день, почти безветренный, и видимость была хорошая. Около двух часов мы летели на высоте от тысячи до тысячи пятисот футов над пологими холмами, на которых не было заметно никакой растительности. Если бы не пятнышки озер, то степь была бы похожа на пустыню. Через час после вылета из Челябинска мы полетели над железнодорожными путями. Это была бесконечная извилистая железнодорожная линия, вдоль которой через каждые десять-пятнадцать миль виднелась станция, окруженная небольшой кучкой домов.

Наконец вдали показался высокий столб дыма, а потом — длинная гряда гор. Казалось, что старые магнитные горы Ай-Дерлюй и Аташ, богатые магнитным железняком, встали, чтобы поздороваться с нами. Столб дыма над заводом поднимался высоко в небо. В то время химический завод Магнитогорска не работал и весь дым коксовых печей уходил в атмосферу. В безветреный день он скапливался в воздухе и образовывал над городом настоящую башню.

С высоты Магнитогорск был совсем не похож на Челябинск или Свердловск. Не было ни сверкающего Социалистического города, ни сияющих белизной заводских зданий. Четыре доменные печи напоминали величавых джентльменов с шарфами вокруг шеи. У ног их лежал большой строительный лагерь, выглядевший грязным и дезорганизованным даже с воздуха.

Наш самолет превосходно совершил посадку в аэропорту, но дальше начались трудности. Грузовик, которому полагалось встречать самолет, так и не подъехал. Начальник аэропорта сказал что-то об отсутствии бензина и запасных частей, после чего исчез в своей конторе. Мы прождали два часа, а затем решили идти пешком. До города было около шести миль, извилистая дорога шла по степи. Нам приходилось больше ориентироваться по столбу дыма над городом, нежели по следам от шин, которые были слишком слабо заметны у нас под ногами. Весь путь занял у нас два часа. Бородатый советский инженер, летевший с нами на самолете, горько заметил: «Два часа от Челябинска до Магнитогорска — а на поезде это двадцать часов. И теперь мы теряем четыре часа, чтобы добраться от аэродрома до города. Вот это большевистские темпы!»