Манфред фон Браухич - Без борьбы нет победы

Сообразно своему положению этот на редкость бойкий человек вел себя как бесстрастный делец, но в частных разговорах я все же обнаружил в нем и дружелюбие и даже какую-то теплоту во взгляде. Весьма искусный в переговорах, он слыл за делового партнера, прошедшего сквозь все огни и воды большого бизнеса. Его рослая, всегда элегантно одетая жена отличалась от своего по-светски приветливого супруга не только внешне. В зависимости от настроения она относилась к гостям то с легким небрежением, то откровенно свысока. Всякий раз я преподносил этой даме огромный букет цветов, надеясь заставить ее если не улыбнуться, то хотя бы подарить мне дружеский взгляд. Но это мне так и не удалось. К моему полному огорчению, она всегда коротким движением руки передавала мои дорогие цветы ближайшему к ней слуге, который так же равнодушно совал их в одну из многочисленных ваз, расставленных вокруг.

Как я узнал впоследствии, фрау фон Штаус происходила из крупной династии стальных королей. Не знаю, может быть, владельцы сталелитейных заводов становятся сами как бы стальными. С плохо наигранным приличием она неизменно давала мне почувствовать, что я только лишь "бедный дворянин". Всем своим видом она показывала, что смотрит на эти приемы только как на деловую обязанность своего мужа.

Ледяная атмосфера дома фон Штаусов ощущалась даже в выражении лица лакея, открывавшего дверцы подъезжающих автомобилей. Как сейчас, помню ужас в его глазах, когда он увидел, что я приехал без шофера и, следовательно, должен был сам поставить машину на стоянку и затем пешком пройти мимо него в дом.

Физиономия этого лакея просто изумила меня. "Неужели человек по долгу службы обязан так брезгливо морщить лицо?" — спросил я себя.

Наглаженный и раздушенный, как и полагается при посещении подобных бастионов роскоши, я вошел в гардероб. Две чистенькие горничные в наколках и с каменно-серьезными лицами стояли наготове, чтобы принимать у гостей верхнюю одежду. Отсюда слуга в белых перчатках провел меня в гостиную, где десять или двенадцать дам и мужчин уже вели оживленные разговоры.

Хозяин дома двинулся мне навстречу. Внимание, паркет, как каток, невольно подумал я. Одна необдуманная фраза, одно неловкое движение, и грохнешься на пол. Тут не отделаешься безобидным переломом бедра — шею сломаешь!

Хозяин представлял друг другу гостей, которые двигались, точно марионетки. Мое внимание привлекли три имени. Абс и Гетц — два директора "Дойче банк", и Фриц Тодт — тогда генеральный инспектор германских автомобильных дорог.

В доме моих родителей я не раз наблюдал чванную церемонность, свойственную прусской знати. Но там бывали оттенки. Аристократы — как мне помнится — в подобных случаях довольно скоро освобождались от этого противоестественного состояния какого-то полуоцепенения. Но господа финансисты, лишенные всяких традиций, в этом отношении, по-видимому, старались перещеголять даже аристократов...

Вошел пожилой лакей с массивным серебряным подносом и начал обносить гостей аперитивами для возбуждения аппетита. Таков официальный ритуал начала трапезы.

Со скучающими постными лицами гости проследовали к столу — никто из них не пришел сюда в предвкушении каких-то особенных кулинарных изысков, и все меню, состоявшее из всевозможных закусок, супов, лягушечьих лапок, цесарки, сыра и мороженого, не вызывало заметного восторга. Разговор за обедом шел почти исключительно об изобретениях.

Бауман, директор концерна "Осрам", то и дело прерываемый смехом и аплодисментами, рассказывал о совместных усилиях воротил электропромышленности присвоить одну "опасную вещь".

"Этот изобретатель, по правде говоря, законченный идиот, — сказал он. — Вздумал, видите ли, взять патент на свою бредовую выдумку. Нам пришлось крупно раскошелиться, чтобы избавиться от этой напасти. Вы просто не поверите, о чем шла речь. Маленькая, но, как говорят, удаленькая вещичка. Крохотная, но преотличная — для него, конечно, не для нас! Короче говоря, лампа накаливания, выдерживающая прямо-таки огромные нагрузки. Нам эта скверная шутка совершенно ни к чему, господа, сами понимаете! Пусть люди продолжают покупать наши милые, маленькие лампочки, которые время от времени перегорают и, так сказать, испускают дух!"

После обеда хозяин увел меня в тихий уголок своей библиотеки и спросил, не испытываю ли я затруднений по поводу выгодного помещения моего капитала.

"Деньги надо заставить работать, надо заставить их приумножаться, — заметил он. — Я достану для вас новейшие акции компании "Даймлер — Бенц". Сколько вы хотите вложить — 10 000 или 30 000 марок или больше? Эти акции еще не поступили на рынок, с их помощью вы сможете в короткий срок утроить ваш вклад".

Руководитель "Дойче банк", он, конечно, знал, что говорил!

Вот, значит, как "делают" деньги, вот как их зарабатывают, не шевельнув пальцем, подумал я. Да, связи действительно необходимы!

Предложение показалось мне блестящим! Я внимательно выслушал и тут же записал эти и другие интересные указания относительно промышленных облигаций и вдруг почувствовал себя в каком-то таинственном мире...

Господин фон Штаус был в превосходном расположении духа и, видимо, поэтому и соблаговолил подсказать мне столь многообещающие биржевые ходы. Мне показалось, что мой энтузиазм слегка удивил моего собеседника, этого крупного промышленного и банковского босса, полновластно распоряжавшегося судьбой сотен тысяч рабочих. Биржевые операции были для него чем-то вроде хлеба насущного, и этими пустяковыми инструкциями он просто хотел показать мне свою благосклонность.

Во мне он особенно ценил напористость и смелость, не сломленные рядом несчастных случаев. Смеясь, он с какой-то гордостью представлял меня иногда как "артиста", который всегда ухитряется в последний миг "выскользнуть из объятий костлявой смерти".

Вдобавок я был аристократ и подходил к его кругу, а впоследствии имя Браухич стало еще более притягательным, ибо член нашей семьи, Вальтер фон Браухич, стал главнокомандующим сухопутных сил. Возможно, тщеславный финансист подозревал меня в тайном благоговении перед его персоной и наслаждался терпеливым вниманием, с которым я выслушивал его затяжные монологи. Как и многие другие люди его ранга, Штауе пристально следил за опасными маневрами нацистской системы. Ему были знакомы зловещие порядки этой партии, именовавшей себя "рабочей". Совесть этого банкира, и без того огрубевшая от тысяч финансовых махинаций, теперь окончательно покрылась твердой коростой, и он закрывал глаза на все, что творили СА и СС. Хоть он и осуждал жестокие нацистские методы, однако, по всему судя, считал нужным, несмотря ни на что, вверить нацистам судьбы немецкого народа. Гитлеру так непостижимо, так ошеломляюще везло, что, казалось, все пойдет на лад. В это бурное время стоило подумать и о собственных шансах на удачу. Едва почуяв приближение крупного военного бизнеса, ведущие концерны без промедлений, с развевающимися знаменами перешли на сторону Гитлера. Промышленный магнат Эмиль Кирсдорф еще с 1927 года помогал ему заводить знакомства с первыми капиталистами Германии, капитанами тяжелой промышленности. Своей щедрой поддержкой частной промышленности и грандиозной программой перевооружения Гитлер заручился симпатиями стальных королей. Тяжелая промышленность без колебаний последовала за человеком, гарантирующим ей сбыт продукции и расширение сферы ее могущества.