Артем Драбкин - По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

24 дня мы были в эшелоне и вот прибыли в Белоруссию. Выгружаемся в Кричеве. Видно, здесь начнут лупить фрицев. Ведь это кратчайший путь был для них до Москвы, а для нас будет до Берлина.

Кричев, Быхов, Могилев — какой ужас, что здесь творится, не поддается никакому описанию, нужно увидеть своими глазами, но лучше бы никогда не видеть этого.

Все смешалось — леса, болота, комары, партизаны, тысячами выходящие из лесов, немцы, власовцы, мины, сожженные деревни, гарь, вонь и трупы, трупы, трупы…

Тысячи трупов в серо-зеленых и черных мундирах. Ими буквально устлана земля — разбросанные, стянутые в кучи. Где есть небольшой клочок освобожденной от трупов земли, она густо полита кровью, от нее исходит тошнотворный запах, и ползают белые черви. Временами кажется, что это сон, жуткий, кошмарный, хочется проснуться, но трупы не уходят. Освобождено от них только шоссе.

Сегодня, в день выгрузки 23 июня, при разминировании партизанских мин подорвались сержанты Гурский и Зайцев из минно-подрывного взвода. Мы услышали, что страшно рвануло, я побежала туда с сумкой, но взрыв был такой силы, что от них ничего не осталось. На дереве висел погон с тремя лычками. Сначала, когда они обнаружили мину, с ними вместе был солдат. К доске было прикреплено четырнадцать 400-граммовых толовых шашек, предназначалась она железнодорожному составу. Сержанты стали ее разбирать, дело шло к концу, и солдат ушел. Только он отошел, и рвануло. Сделали им могилку в Дашковке у штаба.

В этот же день пропал без вести мой комсомолец младший сержант Андрей Кузьмин. Он был из моей 3-й роты.

А меня вместе с ними принимали в партию, и вот двоих уже нет. Остался Охрименко — повар нашей роты.

Вся наша рота спит в кювете. Больше негде — трупы и мины. А шоссе грохочет, утром не узнаем друг друга — черные, как негры, так заносит пылью. Оружие не разрешают выпускать из рук, в лесу полно немцев и власовцев. Стоит такая жуткая концентрированная вонь, что, кажется, не выдержишь и задохнешься.

На шоссе видела раздавленного танком человека. Вернее, человека как такового уже не было, его так расплющило, по нем столько проехало, что от него ничего не осталось, только кончики пальцев с ногтями по сторонам дороги виднеются из земли.

Столько мин кругом, что у нас начались галлюцинации — все время слышится тиканье часов.

Я уезжаю в Осиповичи, Бобруйск, на Березину, Несяту, Свислочь.

Сделала открытие, что у нас в батальоне Тамара Бацутенко, и что самое интересное — она жена Николая Ивановича Ковалева.

Стоим в Бобруйске. Здесь большой лагерь военнопленных. С каждым часом число их увеличивается. Окруженная бобруйская группировка немцев постепенно уничтожается и берется в плен. По дороге без часовых тысячи немцев идут сами — солдаты и офицеры. Где ж их прежний блеск и величие?

Какая же пропасть между советскими солдатами и фашистами. Они своих ослабевших, отставших бросают на дороге, и в голову никому не приходит помочь им. Я шла навстречу этой колонне пленных, прошли они мимо, вид у них далеко не тот, что был в 41-м году. Один фриц ослабел и лег на обочине — не может идти, у него из ушей течет, они его бросили, а кто-то из наших солдат положил перед ним полбулки хлеба и несколько стеблей зеленого лука.

Мы с Надей ходили в лагерь, разговаривали с фрицами. Двадцать шестого года рождения, совсем еще зеленые. Разговаривали — это, конечно, громко сказано. Есть какой-то запас слов, но разговорная речь оставляет желать лучшего. Но это нам не помешало, мы прекрасно поняли, что они рады, что остались в живых — Гитлер капут. Теперь будут притворяться, что всю жизнь об этом мечтали.

В ближайшей от нас деревне фашисты убили всех жителей. Уцелела годовалая девочка, но у нее прострелены обе ручки (верхняя треть плеча). Я делаю ей перевязки, ранки очень нехорошие, ее бы положить в госпиталь. Носит ее ко мне старушка, которая тоже спаслась совершенно случайно. Была в лесу, собирала ягоды, услышала автоматные очереди, думала, что кур пришли бить. А когда вошла в деревню, увидела, что всех до единого жителей убили. Живой осталась только эта девочка с простреленными ручками. Старушка рассказывала, что в некоторых деревнях эсэсовцы брали грудных младенцев, ломали о колено им позвоночник и бросали в колодец. Звери — и те не мучают жертву, убивают сразу. С кем же их можно сравнить? Вот поэтому нас радуют эти горы трупов, язык не поворачивается назвать их людьми.

Приехали в Осиповичи. До Минска остается 50 км. Бог ты мой! Что же здесь творится! Все шоссе от Бобруйска до Осиповичи (вернее его обочины) уложено дохлыми фрицами из бобруйской группировки. Стоит жара, они уже начали разлагаться. Дышать совершенно нечем. Ночью они устроили налет на станцию, но наша артиллерия часть уничтожила и разогнала, часть взяли в плен наши солдаты. Майоры Безрук и Цветков все время с нами, они тоже вооружились автоматами. Завтра переезжаем на Березину. Немцы не оставили попыток захватить станцию. Тысячи сдаются в плен.

Приехали на Березину. Красивая, тихая, задумчивая река, но берега ее осквернены трупами проклятых фашистов. Сотни плывут вниз по реке. Особенно много их в районе моста. На небольшом участке (примерно 20×20 м) их более трех тысяч трупов. Я сама их считала. Не верится, что столько можно уложить на таком клочке земли. Они лежат кучами по 10–15 штук. Отборные СС, чистокровные арийцы, они не хотели сдаваться в плен и решили пробиться из окружения [28] Вот что в 1985 году, через 40 лет после Победы, напишет Н. Яковлев в своей книге «Маршал Жуков»: «…наша освобожденная земля носила следы фашистских злодеяний. В Белоруссии они убили два миллиона двести тысяч мирных жителей и военнопленных. Уничтожили целиком или частично 209 городов и районных центров, 9200 сел и деревень. Генерал Горбатов, подъезжая к ж/д мосту через Березину, был потрясен: на поле более трех тысяч вражеских трупов. Здесь безуспешно пыталась прорваться очередная орда окруженных и попала под огонь счетверенных зенитных пулеметов нашей охраны моста. „Мне вспомнилось, — писал Горбатов, — старинное выражение „трупы врагов хорошо пахнут“, и я изменил маршрут двум дивизиям второго эшелона, которые направлялись к наведенному мосту у местечка Свислочь, чтобы они прошли через ж/д мост и посмотрели на работу своих товарищей из первого эшелона. Пройденные ими лишние шесть километров окупятся в будущем, — думал я“». .