Артем Драбкин - По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

Так за считаные дни мы потеряли четверых врачей. Командиром операционно-перевязочного взвода медсанроты, после ранения Макаревича, был назначен опытный хирург, бывший ассистент кафедры хирургии Ростовского мединститута майор медслужбы Василий Максимович Гориенко. В прошлом он был боксером и даже каким-то чемпионом, был физически очень крепок и мог сутками, если этого требовала обстановка, не отходить от операционного стола.

Вскоре одна усиленная рота бригады была высажена на песчаную косу Тузла в Керченском проливе, но основные силы бригады остались в Тамани, где подразделения приводили себя в порядок и принимали пополнение. Я съездил в медотдел армии и попросил дать мне врачей, фельдшеров и санинструкторов, взамен тех, кого мы потеряли в сентябрьских боях. Проводились тренировки с личным составом по посадке на суда и высадке с кораблей, по эвакуации раненых с поля боя на импровизированных средствах. В один из дней с проверкой в бригаду внезапно приехали начальник Военно-санитарного управления фронта генерал Завалишин и главный хирург фронта профессор Сельцовский, с которым у меня произошел спор. Сельцовскому не понравилось, что во время высадки мы рассредотачиваем наших хирургов, а также операционные и перевязочные наборы, по разным судам и батальонам, вместо того чтобы держать все медицинские силы и средства в кулаке. Я возразил и объяснил, что горький опыт, полученный при десантировании на косу Бугаз у Витязевского лимана, и случай на анапском рейде диктуют нам другой подход к тактическому маневрированию силами и средствами в зависимости от боевой обстановки. Вступая в спор с Сельцовским, я не предполагал, что в эту минуту в его лице я заимел злостного «доброжелателя».

Сельцовский оказался злопамятным, и с подачи профессора мои наградные листы на ордена Красного Знамени и Красной Звезды, к которым я был представлен, так и остались нереализованными (о чем я узнал несколько позже).

3 ноября 1943 года наша бригада в полном составе, вторым эшелоном, с косы Чушка высадилась на плацдарм Керченского полуострова. Бригаде было приказано занять рубеж от побережья Азовского моря, высоты 164,5, до разграничительной линии с позициями 2-й гвардейской дивизии, находившейся у нас на левом фланге. Медсанрота расположилась в Баксы, в бывшей школе, почти в центре этого поселка. Неподалеку ординарец занял для меня пустой дом, в котором мне ни разу не пришлось заночевать, и это в который раз мне спасло жизнь. Утром вызвали меня на КП бригады, находившийся на обратных скатах высот, примерно в двух километрах от переднего края. Там я задержался до следующего утра, так как было много работы, и когда на рассвете вернулся с КП в свой дом, рассчитывая отдохнуть, то увидел вместо дома большую воронку… Прямое попадание полутонной бомбы… В ночное время над нашими позициями и по всему полуострову летали одиночные бомбардировщики противника и через определенные промежутки времени то тут, то там сбрасывали бомбы, не давали нам покоя ни днем ни ночью. (Это была тактика психологического давления.) Здание школы также было повреждено взрывом бомбы, но потерь среди личного состава медсанроты не было.

И ординарец уцелел, он был со мной на КП бригады.

— Я хочу обратиться сейчас к книге полковника Ф.В. Монастырского, посвященной боевому пути 83-й Отдельной Краснознаменной бригады морской пехоты.

На нескольких страницах этой книги рассказывается о том, как морпехи бригады, силами 305-го и 144-го батальонов, высадились в Керчи, придя на помощь прорвавшимся с плацдарма под Эльтигеном в район горы Митридат бойцам 318-й СД полковника. Расскажите об этих событиях.

— В первых числах декабря новый командир бригады полковник Мурашов, с которым у меня сложились дружеские отношения, получил приказание подготовить усиленный отряд для десантирования в Керчь, в район горы Митридат, куда с боями, неся большие потери, пробивался десант, ранее высаженный в район Эльтигена, получивший в наших частях название Огненная Земля.

В ночь на 8 декабря наши 144-й и 305-й батальоны морской пехоты, разведрота бригады и немного артиллеристов и минометчиков на 10 сейнерах и 2 бронекатерах вышли из поселка Опасное в штормовое море. Из медсанроты в этот десант был выделен один взвод под командованием Николаева. Противник, видимо, посчитал, что в такой шторм, да еще в сильно заминированную керченскую бухту десантирование с моря просто невозможно, но вопреки их расчетам десант удачно высадился, морские пехотинцы соединились с частью прорвавшихся к Керчи бойцов 318-й С Д.

Обратным рейсом корабли взяли на борт около 70 раненых, которых мы приняли на берегу в районе Опасной и Еникале. На следующую ночь для усиления керченского десанта удалось перебросить часть артдивизиона бригады, и туда отправились комбриг и замполит бригады (полковник Мурашов и подполковник Александров).

Я попросил Мурашова взять меня с собой, но он сказал, что мне там делать нечего и что я должен продолжить свою работу по приему и обработке раненых на нашем берегу. Через некоторое время пошел слух, что ранены комбриг Мурашов и его заместитель по политчасти и еще несколько офицеров, среди них командир 305-го батальона капитан Мартынов (будущий Герой Советского Союза). Я доложил об этом заместителю командира бригады подполковнику Тхору и попросил его разрешения отбыть в Керчь, но Тхор разрешения не дал, сказал, что я нужен здесь. И тут на одном из бронекатеров прибыли мокрые, полуобмороженные тяжелораненые моряки и повторили то, о чем уже говорили другие. Тогда я просто шагнул на катер, уходящий снова к Керчи, за мной на палубу прыгнул мой ординарец Мишка Файницкий. Катер подошел к керченскому берегу, причалил. На него в обратный путь должны были садиться остатки штаба 318-й СД и среди них комдив полковник Гладков, который стоял без головного убора.

Я снял с себя свою шапку-ушанку и отдал Гладкову. Начал выяснять обстановку, которая была просто критической. На нескольких пирсах, почти в открытую, скопилось множество раненых, особенно много их было в районе пакгауза и маленькой часовенки. Один из санинструкторов, работавший на берегу, сказал, что КП находится на одной из митридатских улочек, и показал, куда идти…

Шли уличные бои, немцы, стремясь утопить десант в море, использовали танки и самоходные орудия, а их авиация наносила непрерывные бомбовые удары, для них никогда не существовало такого понятия — нелетная погода.

Обстановка становилась угрожающей с каждым часом, на КП я не нашел комбрига, увидел только раненого Мартынова, по-прежнему остававшегося в строю, поговорили с ним накоротке, он сказал, что комбриг в районе пристани, куда прорываются танки противника… Раненых было много, в основном из эльтигенцев, всех разместили в мало-мальски уцелевших строениях, постройках, сараях, чтобы в первую очередь укрыть от непогоды, обогреть, накормить, напоить и затем хотя бы перевязать, остановить кровотечение, сделать иммобилизацию и так далее. На второй день закончился весь наш запас перевязочных средств и медикаментов, надо было искать выход из положения. Через санитаров, морем сопровождающих раненых, я передал просьбу, доставить в Керчь средства медпомощи, но ее мы не дождались. Уже после возвращения из десанта я узнал, что начмед армии направил нам кое-какие средства, но катер, который их доставлял, затонул, подорвавшись на мине. Для перевязок уже использовали полосы ткани из нижнего белья. Ночью мне один из фельдшеров сказал, что бригадные разведчики знают один дом, в котором видели много бинтов и ваты.