Артем Драбкин - По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

Взял с собой несколько человек, разведчик пошел проводником, под сильнейшим обстрелом мы добрались до нужного места и обнаружили склад с перевязочными материалами. Мы из этих трофеев взяли самое необходимое, сколько могли унести, и вернулись на один из медпунктов, на котором за время нашего поиска добавилось много раненых. За остальным трофейным имуществом на склад послали вторую группу, но она вернулась лишь на следующий день, так как из-за сильного обстрела не могла покинуть укрытие. В эту ночь к берегу подошли наши катера и сейнеры, и нам удалось эвакуировать большое количество раненых…

А еще через сутки наступил критический момент, началась агония митридатской группы Керченского плацдарма. Натиск противника усиливался и стал неудержимым.

Нас прижали к урезу воды, и на небольшом участке суши в районе порта остатки Эльтигенского десанта и частей нашей бригады продолжали оказывать сопротивление, хотя все понимали, что отход неизбежен. Комбриг находился рядом, это придавало уверенности морякам, что еще можно продержаться, но противник усилил натиск, вокруг не оставалось живого места, со всех сторон стена из разрывов мин и снарядов.

В предутренней дымке мы увидели совсем близко перебегающих от дома к дому немецких солдат, а танки и самоходки, находясь чуть выше нас, гвоздили из своих орудий по причалам, к которым пытались подойти одиночные бронекатера.

Несколько орудий дивизиона нашей бригады были разбиты или остались без боекомплекта. Один танк противника остановился прямо возле пакгауза, из которого санитары не успели вынести к причалу раненых…

Наша линия дрогнула, живые самостоятельно отходили к пирсу.

Под непрерывным обстрелом со всех сторон и наша группа короткими перебежками, не дожидаясь паузы между разрывами, спотыкаясь о многочисленные трупы, достигла берега. У причала стоял одиночный бронекатер, и его командир охрипшим голосом, стараясь перекричать ветер и грохот разрывов, ругаясь матом, торопил погрузку. Первыми погрузили раненых. Многие, не дожидаясь посадки, стали искать все, что можно было использовать под плавсредства: автомобильные покрышки, камеры, бревна и даже столы, из которых получались неплохие плоты, но вот куда отнесет их волной, никто не думал, лишь бы в море. Последним к причалу пробился какой-то катер с отчаянным экипажем, на него посадили командира бригады, раненого замполита и еще нескольких офицеров. Среди них я не увидел начальника артиллерии бригады подполковника Долгинского, кто-то сказал, что он уже погиб, попал в окружение и вызвал огонь на себя. Около меня остались Файницкий и еще несколько матросов, мы соорудили что-то похожее на плот, столкнули его в море и тут увидели, что недалеко от берега стоит наш катерок. Добрались до него и под огнем отошли от керченского берега, пристали в Опасной, где нас ждали. Подполковник Тхор, увидев меня, сильно отругал, и эта ругань стояла у меня долгое время в ушах. Мне нечего было ему ответить…

А немцы, как мы потом узнали, даром времени не теряли, БДБ (быстроходные десантные баржи) вылавливали наших моряков из воды и брали в плен.

К берегу на мелкосидящих посудинах пристало еще несколько спасшихся, один стал утверждать, что лично видел, как комбриг был убит, а другой заявлял, что видел, как немцы сняли комбрига и замполита с разбитого катера. Одним словом, каждый показывал свою осведомленность. А немцы действительно выпустили в море, кроме боевых кораблей, несколько мелких судов, выглядевших как рыбацкие сейнеры, на которые вместе со своими солдатами посадили власовцев или полицаев, и с борта этих судов они кричали по-русски в темноту: «Братки, плыви сюда, тут свои! Ребята, быстрей!», и уцелевшие, болтающиеся на волнах и шатких самодельных плотах, измученные люди шли на эти голоса, не подозревая, что это — плен…

Всех, вернувшихся из керченского ада, мокрых, голодных, измученных, продрогших (декабрь!), — отправляли на обогревательный медицинский пункт, где раненым оказывалась медпомощь, людям меняли обмундирование и белье на сухое, укладывали на нары и давали возможность отдохнуть…

За время этого злополучного десанта, всего за несколько дней, мне и моим подчиненным, медикам 83-й бригады, пришлось принять, обработать и эвакуировать около 350–400 раненых, не считая тех, кого отправляли без регистрации и даже без обработки.

В событиях тех декабрьских дней, в этом маленьком отрезке большой, долгой и кровопролитной войны, отразилась вся глубина великой трагедии в сочетании с беспримерным героизмом и самопожертвованием наших пехотинцев и моряков.

На керченском берегу бригада потеряла своих самых лучших и смелых бойцов.

Среди них был мой товарищ, командир разведроты Кондратович. В десанте у озера Соленое он шел со своими разведчиками в первом эшелоне, был ранен, но выполнил поставленную задачу — подавил огневые точки немцев, дав возможность высадиться основным силам. В темноте на нейтральной полосе остался наш раненый матрос — разведчик, вынести его не смогли, как ни пытались, и уже когда стало совсем светло, Кондратович встал в полный рост и пошел на нейтральную полосу, стал сам вытаскивать раненого. Ошеломленные таким героическим поступком немцы не стали по нему стрелять. Когда бригада стала готовиться к высадке в Керчь, Кондратович, узнав об этом, с рукой на перевязи, сбежал из госпиталя, высадился со своими бойцами на Митридат и там геройски погиб…

— Сколько времени понадобилось, чтобы привести бригаду в боевую готовность после декабрьских событий?

— Бригада почти не имела передышки. Батальоны заняли отведенный им рубеж обороны на Керченском плацдарме и продолжали выполнять свою боевую задачу. Пополнение, которое прибывало к нам, было неоднородным. Вместо моряков или пролетарской молодежи к нам прислали людей среднего и пожилого возраста, которые ранее не имели боевого опыта и среди которых было много уроженцев Закавказья, в основном из Азербайджана. Оборонительный рубеж одной из рот был на высоте 164,5, правым флангом упирался в урез воды Азовского моря.

Единственным подходом к этой роте была очень узкая, сильно пересеченная полоска берега вдоль уреза воды, который находился под постоянным огневым контролем немцев, и доставка на высоту боеприпасов, воды и продовольствия, а также эвакуация раненых проводились только ночью. Передовой пункт приема раненых был выдвинут на максимально близкое расстояние от передовой, в рыбачий поселок Юраков Кут. Жителей в этом поселке почти не было, и в опустевших домах и постройках расположились, хорошо замаскировавшись, тыловые подразделения бригады.

Дома в поселке располагались в два ряда и хорошо просматривались противником с господствующих высот, не говоря уже о воздухе и море.