Юрий Безелянский - 99 имен Серебряного века

„Сороковые и пятидесятые годы были временем расцвета Сергея Маковского как поэта“, — отмечал Юрий Терапиано. „В своей поэзии Сергей Маковский является проводником не „дионисийского“, музыкально-хаотического, а строгого и ясного „аполлонического“ начала, он приближается к акмеистам и неоклассикам пореволюционного типа… Позитивист по натуре, естественник по образованию, Сергей Маковский не был склонен к мистике и не очень верил в возможность „касания мирам иным“… был очень чуток к логической и языковой стороне поэзии, но не улавливал нюансов, сложных образов и, особенно, „двуплановости“ — как раз того, чем увлекались символисты…“

Приведем характерную для Маковского природо-пейзажную зарисовку „Июнь“:

„Благодать“ как мечта, как воспоминание о родине. А в эмиграции все уже иное, конечно, можно „у себя на Тильзите, в халате, в красных сафьяновых туфлях“ (как вспоминал Терапиано) почитать очередную рукопись, что-то организовать, написать стихотворение, но… по воспоминаниям другого мемуариста Кирилла Померанцева, Маковский жил в Париже на маленькой улочке возле знаменитой площади Звезды, нанимая комнату у своей приятельницы… Иногда в гостинице легко собиралось человек десять-двенадцать, говорили о „текущих событиях“, но больше, конечно, о литературе и о стихах. Собирались Георгий Иванов, Ирина Одоевцева, Терапиано, Смоленский, Раевский, Ладинский… Сергей Константинович, конечно, нигде не работал, ни в какие политические организации не входил, не считая сотрудничества в эмигрантских газетах и журналах, за что получал грошовые гонорары…»

Писал Маковский в основном в газете «Возрождение». Не бывал на «воскресеньях» у Мережковских, редко посещал «Зеленую лампу», почти не участвовал в выступлениях поэтов и не бывал на Монпарнасе.

Старый аристократический «сыч» Сергей Маковский не дожил несколько месяцев до своего 85-летия и умер скоропостижно. Утром работал, как всегда, после завтрака, видимо, прилег отдохнуть и не проснулся. Его нашли лежащим на диване, со спокойным выражением лица — казалось, спит.

Сергей Маковский отбыл «к последнему успокоенью».

Все поэты Серебряного века так или иначе столкнулись с жестоким временем, но, пожалуй, лишь один Осип Мандельштам был разорван в клочья этим «веком-волкодавом».

Мандельштам ощутил тревогу с самого рожденья. «Невозможно представить себе судьбу страшней мандельштамовской — с постоянными гонениями, арестами, бесприютностью и нищетой, с вплотную подступившим безумием, наконец, со смертью в лагерной бане, после чего его труп, провалявшись на свалке, был брошен в общую яму…» (Станислав Рассадин).

И тем не менее «место Мандельштама как одного из самых выдающихся поэтов нашего времени, прочно и общепризнано, — отмечал маститый критик Дмитрий Мирский. — Высокое искусство слова, своеобразно соединенное „с высоким косноязычием“, дают его стихам очарование единственное и исключительное».

Анна Ахматова говорила: «Мы знаем истоки Пушкина и Блока, но кто укажет, откуда донеслась эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама».

Марина Цветаева: «Люблю Мандельштама с его путанной, слабой, хаотической мыслью… и неизменной магией каждой строчки».

Подробно рассказывать биографию поэта не имеет смысла: она уже давно известна. Как выглядел Мандельштам? «Тоненький, щуплый, с узкой головой на длинной шее, с волосами, похожими на пух, с острым носиком и сияющими глазами, он ходил на цыпочках и напоминал задорного петуха. Появлялся неожиданно, с хохотом рассказывал о новой свалившейся на него беде, потом замолкал, вскакивал и таинственно шептал: „Я написал новые стихи“. Закидывал голову, выставлял вперед острый подбородок, закрывал глаза… и раздавался его удивительный голос, высокий и взволнованный, его протяжное пение, похожее на заклинание или молитву…» (Константин Мочульский).

Уравновешенный и здравомыслящий обыватель может задать вопрос: «Был ли Мандельштам нормальным?» На него ответил Артур Лурье: «В моей памяти три поэта странным образом связаны с ноуменальным ощущением „детского рая“: Жерар де Нерваль, Хлебников и Мандельштам. Все трое были безумцами. Помешательство Нерваля известно всем; Хлебников считался то ли юродивым, то ли идиотом; Мандельштам был при всех своих чудачествах нормален, и только в контакте с поэзией впадал в состояние священного безумия».

К интенсивному литературному творчеству Мандельштам обратился в Париже, где он учился в Сорбонне, в 1907–1908 годах, когда в моду входил модернизм. Первая подборка стихов появилась в сентябрьском номере журнала «Аполлон» в 1910 году. Сергей Маковский оставил воспоминания о том, как в конце 1909 года в редакции «Аполлона» появилась немолодая и довольно полная дама, «ее сопровождал невзрачный юноша лет семнадцати, — видимо конфузился и льнул к ней вплотную, как маленький, чуть ли не держался за ручку». Вошедшая дама представила юношу:

— Мой сын. Из-за него и к вам. Надо же знать, наконец, как быть с ним. У нас торговое дело, кожей торгуем. А он все стихи да стихи! В его лета пора помогать родителям… Работай, как все, не марай зря бумаги… Так вот, господин редактор, — мы люди простые, небогатые, сделайте одолжение — скажите, скажите прямо: талант или нет! Как скажете, так и будет…