Александр Любищев - Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.

Кузнецов заявил, что признание полифилетичности той или иной группы, конечно, заставляет разбивать ее на ветви, так что и цветковых со временем по разбивке придется соединять с отдельными группами голосеменных, т. е. что такая система не будет соединять наиболее сходственные организмы.

Сушкин согласился с тем, что проектируемая мной система имеет право называться естественной, так как это название есть номен преоккулатум и что поэтому филогенетическая система естественной может и не называться.

Из книги Гертвига «Дас верден дер Организмен» (критический реферат 10 № 56), кроме чрезвычайно резкого отношения ко всей книге, вынес очень мало полезного. Интересным является отношение Гертвига к витализму и механизму. Он не причисляет себя ни к тем ни к другим, но в сущности развивает мою точку зрения о специфических жизненных закономерностях. Интересно, что своими единомышленниками Гертвиг считает таких разнородных мыслителей как К. Барнар, Кант, Бер, Преггер, Хартманн. Выходит как будто бы, что все разногласие механистов и виталистов основано на недоразумении. Можно задумать статью в стиле «Кулис души»: сначала идет изображение виталиста с точки зрения механиста, далее виталист говорит, что ничего подобного; затем виталист излагает свой взгляд на механизм, механист в свою очередь оправдывается почти теми же словами: получается впечатление, что дело сводится просто к взаимному непониманию. На самом деле дело сводится к тому, «что когда два человека говорят то же самое», разница между виталистом и механистом в их общей тенденции симпатии соответственно к элементам или к целому.

Хотя Гертвиг склоняется в сторону признания полифилетического происхождения организмов, но фактического материала по этому вопросу он не приводит никакого. Только на стр. 493 есть указание, что несмотря на функциональное сходство, плацента млекопитающих возникла независимо (по Штралю); это дает основание думать, что плацентарные млекопитающие вообще произошли полифилетически.

Интересным является взгляд Сакса на насекомоядные растения (стр. 473): здесь возникли очень сложные приспособления для извлечения ничтожной пользы, так как даже такие растения как … и … могут обходиться без животной пищи. Здесь невольно приходит на ум, что это предварительное приспособление, очевидно, еще недостаточно использованное.

Мне кажется, можно установить в главных направлениях биологической мысли в отношении объяснения целесообразности из которых первые три считают, что проблемы возникновения целесообразного идентично с проблемой формообразования вообще, т. е. все в организмах исчерпывается целесообразным: эти три направления можно было бы назвать биологическим утилитаризмом:

1) дарвинизм: целесообразность возникает в следствие слепой игры мелких изменений там, где это необходимо для организма: очевидно, что Дриш вполне прав, когда говорит, что достаточно доказать наличие целесообразности без исторического к тому обоснования, чтобы опровергнуть дарвинизм:

2) психоламаркизм — потребности создает орган;

3) взгляды Вольфа о первичной телеологии орган создается до функции: все эти направления интересуются только приспособлениями и потому о них можно сказать (что Шнейдер говорит только относительно первых двух, что они родственны дарвинизму);

4) по моему мнению (предшественники может быть Радль и некоторые натурфилософы), очевидно в значительной мере сходному со Шнейдером, формообразование происходит по путям независимо от их адаптивного характера, по каким-то эстетическим или еще иным законам (можно думать, что эстетическая трактовка природы является тоже лишь некоторым приближением).

С точки зрения природы в целом становится более понятным согласованное развитие как отдельных органов в теле животного, т. е. так называемая коадаптация (стридуляционные органы прямокрылых, генитальные органы пауков и стрекоз, совокупность органов для чистки усиков и т. д.) так и взаимная адаптация различных животных (трубчатые цветы и насекомые и колибри).

При изложении моей статьи о стиле, т. е. об эстетической трактовке органических форм следует прежде всего разобрать противоположение целесообразного и нецелесообразного. Обычно нецелесообразное рассматривается как недостаток или отсутствие целесообразности, как что-то низшее по сравнению с целесообразным: при дарвинистическом мировоззрении нецелесообразное было доводом в пользу так как доказывало отсутствие имманентной нецелесообразности, но есть сорт нецелесообразности — стиль, выражение упорядоченности высшего порядка чем целесообразность и такая нецелесообразность говорит против утилитаристического дарвинистического взгляда на природу.

Оправдание эстетического взгляда можно обосновывать и иначе: ценность научной теории (выражая своими словами мысль Маха) в совпадении ее с фактическим материалом на возможно большем протяжении: дарвинистическое толкование напр. случаев сходства отдельных форм позволяет сделать такое совпадение на ничтожном участке игнорируя полное несовпадение на огромном пространстве теория целесообразности несколько расширяет ареал совпадения: эстетический взгляд, видимо, в состоянии обнять его в целом. Возражение, что эстетический взгляд не есть научная теория неосновательно, так как он по крайней мере допускает возможность появления научной теории, между тем как дарвинистический иметизм не является ни в настоящем, ни в будущем научной теорией. Вообще хорошо было бы построить доклад, приняв в основном тезисы Маха относительно научных теорий и пользуясь оружием своих идейных противников по вопросу о том, что полезно.

Что касается вопроса о географическом стиле или «гениус» то это очевидно один из тех вопросов, которые первоначально задаются в шутливой форме, но потом приобретают все большую и большую серьезность (по-видимому, следует считать шуточными воззрения Эмпедокла, может быть даже воззрения эллинских философов об атомах и т. д. сюда же, например, речь Дженнингса о наследственности и индивидуальности, которую он счел возможным произнести лишь на каком-то банкете, а не в научном сообществе: также и Фехнер со своей планетарной душой, в которой он раньше писал лишь юмористические трактаты): в вопросе о географическом стиле следует первенство отдать по-видимому, Гельмгольцу, который, увидя хамелеонов, заметил, что они вполне в египетском стиле.

Мне думается, что доказательство «гениус лоци» в природе будет иметь значение и в «чистой эстетике»: в искусстве географический стиль объясняется влиянием исторических условий и традицией; но в организме традиция исключается и признается вообще говоря, преемственность только через наследственность, поэтому доказательство наличия географического и исторического стилей в природе служит косвенным указанием того, что и в искусстве стиль не есть только следствие традиций и влияние внешних условий.