Михаил Ульянов - Реальность и мечта

Позднее мне довелось сниматься в фильме по его сценарию «Позови меня вдаль светлую». Это добрая, человечная, смешная и грустная картина. Хорошая Русь в ней показана, поистине со светлой далью.

Я играл Николая, брата главной героини Груши, роль которой исполнила Лидия Федосеева-Шукшина, и дядю мальчишки Витьки. Я таких дядей навидался на своем веку много, и мне не составило труда создать подобный образ на экране:' бухгалтер, на сто двадцать рублей тянет семью, заботится о сестре и племяннике.

Но с каким поразительным знанием деревенской жизни написал этот сценарий Шукшин! И хотя фильм получился негромким, но был он добротным и правдивым.

Характер Николая доставлял мне огромное удовольствие, потому что я, как актер, не могу обходиться без житейской оснастки. Мне обязательно нужна характерность, я теряюсь перед камерой и перед залом, не ощущая под собой этого фундамента. Без него я не могу придумать какие-то свои штучки-дрючки, ух- ваточки, подробности, которые делают человека живым на экране или на сцене. В этой роли я, например, не раз произносил: «А, язви тебя в душу!» У меня тетя так ругалась. К слову, мой дядька, которого я знаю лишь по рассказам мамы, имел такую присказку: «Главна штука, главна вешш в том…» Ее я тоже использовал в одном из фильмов.

И вот Николай, в общем, нормальный, по чьим-то меркам, может, и недалекий мужик, обнаруживает поразительную тонкость и проницательность в понимании многих вещей. Дочка при нем учит отрывок из гоголевских «Мертвых душ» о «птице- тройке», и он, слушая ее, вдруг задумывается, с кем это птица- тройка так несется. Седок-то Чичиков! Это что же получается: Русь несется неизвестно куда с отъявленным мошенником? Значит, это перед ним расступаются другие народы и государства? Ему дают дорогу? — п

Ничего на свете такой мужик запросто на веру не примет, ему до всего надо своим умом дойти. Пусть несложна его дума о птице-тройке, да никому до него она в голову не приходила. Да, совсем не простые у Шукшина эти обыкновенные мужики, которых миллионы по России!

Кирзовые сапоги, ватник, замусоленная кепчонка-шапчон- ка на голове, вечное курево и похмелье. Пьянство — трагедия русского народа. Мы отмахиваемся: пьяный мужик! И недосуг разобраться, о чем думает он, когда трезвый, какие чудеса рождаются в его голове. А Шукшину как раз это было интересно — в каждом найти особинку, чудинку. Ведь это же талант — по- своему посмотреть на мир, увидеть удивительное и неожиданное в привычном. Кому-то вот Чичиков в голову, кому-то иная блажь.

Знакомство с литературными «чудиками» навело меня на мысль сделать концертную программу по произведениям Шукшина. И я читал на публике его немудрящие рассказы об обыкновенных людях, которые обезоруживали меня своей простотой и сложностью. Но сколько бы я ни вглядывался в них, что бы новое ни открывал — разгадать тайну их магнетизма так и не смог.

Вот живет столяр в вечных заботах о хлебе насущном, о семье. Но лелеет он заветную мечту не о благоденствии земном, не о богатстве — он мечтает купить микроскоп. И покупает. Зачем?! А вот беспокоит столяра желание докопаться до знания, отчего бывают болезни и что это за твари такие — микробы… Это шукшинский рассказ «Микроскоп».

В рассказе «Миль пардон, мадам!» Бронька Пупков вполне серьезно рассказывает, как он лично стрелял в Гитлера. Супер- фантастическая история, поведанная с неподдельными слезами — ведь промахнулся же! — и с такими подробностями, что не поверить в нее совестно. Безобидный и героический самозванец, каких по России великое множество.

Почему их у нас так много? Да потому, что наш народ поэтичный. Он любит сказки, загадочные истории, любит сам сочинять байки, небылицы. В них он проживает часть своей жизни. Побасенки, побасенки, говорил Гоголь: мир задремал бы без этих побасенок!.

Конечно, по сию пору пьют у нас мужики и ничего, кроме этого, бывает, не делают. Но другое искал Шукшин в русском характере: придумки его, изобретательность, философскую жилку, стремление докопаться до корня обычных явлений. Увлекала писателя суть народного характера.

Пересказывать шукшинские рассказы дело неблагодарное. В них важны язык и незримое присутствие автора. А сюжет не нужен, как считал сам Шукшин, ибо он непременно несет в себе мораль и поучение, которому в искусстве не место.

Я однажды прочел о том, как в деревне под Курганом два умельца пятнадцать лет строили и все-таки построили деревянный самолет. Это не литература — это жизнь. Мало того что они вырубили свою машину из дерева от пропеллера до хвоста —· железным был только мотор от мотоцикла, — она у них еще и полетела! Мужики эти без специального образования, окончившие сельскую школу и работавшие в деревне, построили настоящий самолет! И полетели на нем — не чудо ли это? И кому какое дело, что уже падали вниз новоявленные Икары, что ломали себе ребра? Главное, что их это не остановило. И как тут не восхититься!

Сам Шукшин смотрел на мир прямо, широко открытыми глазами, и было ему глядеть и любопытно, и весело, и больно, и невыносимо. И о чем бы он ни писал, о ком бы ни рассказывал, выходило у него ярко, выпукло, жизненно, ибо Василий Макарович видел своих вихрастых, колючих героев такими, какие они есть, и не причесывал их, не утюжил, не припомаживал ради удобства и гладкости восприятия. Может быть, в этом и заключается притягательность шукшинского творчества, которое заставляет вновь вглядываться в его понятных, но непростых персонажей.

Для чего они, для чего такие, как они, на этом свете? В рассказе «Дядя Ермолай» Шукшин откровенно размышляет: «Стоя над могилой дяди Ермолая, думаю. И дума моя о нем — простая: вечный был труженик, добрый, честный человек. Простая душа. Только додумать я ее не умею, со всеми своими институтами и книжками. Например: был в их жизни какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или — не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали да детей рожали. Но сам я жизнь понимаю иначе! Но только коща смотрю на их холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее».

И вот роман «Я пришел дать вам волю». Это уже раздумье не над отдельной человеческой судьбой, но попытка через нее понять суть народную. Работая над романом, Василий Шукшин сам задумывал воплотить образ легендарного атамана в кинематографе, он даже готовил сценарий к фильму «Конец Разина» и меня приглашал на пробы.

Когда я приехал к нему на студию, он ходил по кабинету, в черной рубашке, взволнованный и возбужденный, и тут же принялся объяснять мне идею. Мне предложил сыграть Фрола Минаева, человека, который находился со Степаном Разиным в вечном споре, так что Василий Макарович как бы и меня убеждал в чем-то.