Виктор Жигунов - На всех похож

Спустя час снова раздался звонок.

– Сходил в душ?

– Сходил.

Помолчав, она тихо спросила:

– Ты совсем не рад, что я приехала?

– Да ты что!.. Да я думал, поздно уже... Думал, устала с дороги… Я сейчас!

Сломя голову (мокрую) я помчался в её общежитие. Посторонних впускали до 23 часов, я влетел без двадцати. Мы вышли и погуляли по институтскому городку. В три часа ночи стали стучаться обратно.

Я гремел в дверь 37 минут. Думал, вахтёр заснул, а двери двойные, он не слышит. Как потом оказалось, он отлично видел нас – двери-то стеклянные, – но не желал впускать среди ночи. А ведь домой не запрещено возвращаться в любое время. Общежитие – по закону такой же дом.

Наконец я спросил у подруги, нет ли какого-нибудь ключа. Она дала от своей комнаты. Он подошёл.

Вахтёр, раз я справился с первой дверью, сам отпер вторую.

Со всей накопившейся злостью я сказал ему несколько слов. Жаль, воспитание у меня плохое – книжное. Нет, чтобы выразиться через общеизвестные понятия вроде матери. А я обругал: бурбон! И потом интеллигенция ещё сетует, что народ её не понимает…

Когда я уходил, старик что-то кричал вслед. Обернувшись, я топнул:

– А ну!

Он брякнул дверью и быстро-быстро завертел ключом в замке.

Я добежал до своего общежития, поспал часа три и наутро проделал тот же путь до института. После занятий вернулся к себе.

Войдя в общежитие, я увидел злорадно улыбавшуюся вахтёршу. Она поступила на эту работу недавно и ещё не разобралась, кто какой. Я при ней как-то раз нелестно отозвался о коменданте. Тот был сукин сын, каждый год после получения дипломов выпускники били ему морду. Вахтёрша объявила:

– Из милиции звонили! Ты чего обзывался – фургон! Сказали, если ты ещё раз… то тебя...

Ничего себе. Старик уже заявил на меня. А я всего-то ногой топнул.

Так всё замечательно было… По учёбе я в числе первых. Постоянно ездил с выступлениями, читал свои стихи, выпускались пригласительные билеты с моим именем. Незадолго до того на доске приказов висела газета с портретом. Факультетские вечера только я и вёл. А теперь и в своём общежитии нехорош, и в другое не пустят.

Я направился в милицию: в чём дело, что я такого натворил? Но там, видно, поняли: раз человек сам обращается, то не виноват. Да у меня на лбу написано, что не хулиган. Говорю – скажите хоть, кто звонил. Не отвечают. Ну, кто дежурил-то, спрашиваю. Молчат. Может, опасались подвести товарища, который неправильно поступил.

Как же выпутаться? Несколько дней я думал. Наконец выбрал время, когда дежурила та же вахтёрша, ушёл к телефону-автомату и позвонил в своё общежитие. Говорить стал басом и ещё трубку зажал платком, чтобы уж точно голос было не узнать.

– Алло, это милиция. Жигунова мне!

Как она обрадовалась! Побежала звать. Я слышал, как скачет по кафельному полу и стучит в дверь. Не достучалась и прибежала обратно. Доложила: меня нет. Ну, я так и думал. Говорю:

– Передайте ему, ошибка вышла. Не виноват он.

– Что?! – взвизгнула она.

– Ошибка вышла. Не он это. Извинитесь перед ним.

– Ничего не слышу!

Она бросила трубку. Я снова набрал номер и грозно спросил:

– Вы почему трубку кладёте? Вам тут что, милиция или посиделки?! Передайте – так и так.

Когда я вернулся в общежитие, вахтёрша сидела мрачная, в синих и багровых пятнах, как туча на закате. Но не сообщить не могла, а то ещё посадят... Не глядя, она буркнула:

– Из милиции звонили.

– Да? – забеспокоился я.

– Извинялись…

– Во-о! – сказал я поучительно. – Правда всегда восторжествует.

Оставалось наладить отношения с другим общежитием. Я сходил взглянуть издали на его комендантшу, чтобы понять, на каком уровне её можно обмануть. Тётка как тётка.

Из автомата я позвонил туда:

– Алло, это из райкома комсомола. Нельзя ли коменданта?

Впоследствии я узнал, что райкома комсомола в городе не существовало, был горком. Но она тоже не знала. Я начал:

– Есть у вас студент Жигунов...

– Нету.

– Ну, не у вас живёт, но приходил к вам, что ли. И какой-то шум был.

– А, был, был.

– Вы, пожалуйста, проверьте. Что-то непохоже. Не такой человек.

И наплёл семь вёрст до небес, какой я активист, как меня возвращают на сцену овациями… в общем, райком на моём примере воспитывает молодёжь.

В середине разговора комендантша насторожилась:

– А вы откуда знаете, что тут было?

Действительно, откуда райкому знать о ночной стычке в общежитии? Но я подготовился к вопросу:

– Мы же посылаем дружинников в милицию. Они потом вернулись и говорят: а вот, Жигунов-то ваш... Думаете, нам приятно слышать?

Она посочувствовала. Мы посетовали на нынешнюю молодёжь, которая старших не слушает, трудно с ней… в общем, оказались родственными душами, дело у нас одно.

Надо было мне ещё представиться. А то мало ли кто звонил – может, сам Жигунов. Я в заключение попросил:

– Когда увидите его, передайте привет от Славы Яковлева.

– От кого? – спохватившись, заинтересовалась она.

– От Славы Яковлева.

Имя было первое попавшееся. На случай, если она проверит в райкоме, у меня был заготовлен ответ. Повесив трубку, я с этим ответом зашагал в то общежитие.

Шёл долго, но когда добрался, комендантша всё ещё сидела возле телефона. Делать ей нечего. Мы раньше не встречались, но при входе предъявляется студенческий билет, и, прочитав фамилию, она поглядела на меня с гордостью: вот какие замечательные люди бывают! Спросила:

– Это у вас одна книжка выходит, другая готовится?

– Откуда вы знаете? – удивился я. – Я ещё сам не уверен...

– Да уж знаем, – хитро уклонилась она.

Ничего у меня не готовилось. Но ведь потом, если у неё возникнет недоумение: а где же книжка-то? – я смогу ответить, что не был уверен. Мы приятно побеседовали. Она вспомнила:

– Вам привет от Славы Яковлева.

– Вы знакомы?

– Нет, он звонил... – Тут она сообразила, что сейчас я догадаюсь об источнике информации, и поспешно схитрила: – Райком комсомола нас не забывает, часто звонит.

Райком или горком мог звонить сюда не чаще, чем поп в мечеть, так как институт сам был на правах райкома. Но это неважно, потому что я всё равно возразил:

– Слава не работает в райкоме.

– Как не работает?! – взвилась она.

– Конечно. Он когда-а ещё в КГБ перешёл.

Ради этого потрясающего ответа я и явился. Комендантша хоть и сидела, всё равно – так и села!

С тех пор в моём общежитии комендант только глядел на меня с бессильной злобой. А когда я приходил к своей девушке, вахтёрши разве только не накрывали стол для торжественной встречи.

После пединститута я взял распределение в Казахстан. Сокурсники постарались остаться в Подмосковье, из сокурсниц поехали далеко только те, кого тут не брали замуж. А я – за романтикой. Занесло в совхоз с очень подходящим названием «Энтузиаст».