Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

«Как чудесно быть дома… Селия любила это ощущение — будто она шаг за шагом возвращается в былую жизнь, любила радостный прилив бодрости, который омывал ее, — здесь она чувствовала, что любима… Какое это отдохновение — быть самой собой… О, милый дом!»

А что теперь было ее домом? Неужели мрачная темница «Стайлса», где Агата должна стараться быть для Розалинды — девочки с холодными глазами — тем, чем Клара была для нее самой? Или все же по-прежнему Эшфилд, где память витала в опустевших комнатах, словно аромат роз?

Агата утешалась мыслью о возвращении Арчи из Испании, куда он отправился по делам. Он знает, как она любила мать. Он поможет ей выстоять. Он заполнит ту ужасную пустоту, которая образовалась внутри и вокруг нее в этом населенном тенями доме. От Розалинды никакой пользы: хотя смерть бабушки ее и опечалила, она была слишком мала и слишком сдержанна, чтобы выказывать сострадание. Карло сочувствовала Агате в своей исполненной достоинства манере. И еще пес Питер, чьи глаза, казалось, светились тем же пониманием, какое некогда она находила у Клары. Агата не расставалась с ним, будто его теплое шерстяное тельце вместило в себя всю любовь мира. «Мой маленький дружок и любящий утешитель в несчастье» [189] Агата Кристи — Максу Мэллоуэну, 5 ноября 1930 г. — так называла она его впоследствии.

Однако по-настоящему Агате был нужен Арчи. Ее мужчина, ее любовь. Как утопающий за соломинку, она хваталась за мысль о нем, когда, облекшись в траур, стояла, застывшая, у Клариной могилы. Вера в Бога была теоретическим утешением: мол, Клара теперь со своим Создателем. Но это почти не помогало тридцатипятилетней женщине, которой просто была нужна ее мама. Она хотела, чтобы именно Клара успокоила ее, как тогда, во Франции, тридцать лет назад, когда Агата безмолвно проплакала всю дорогу домой, а Клара, только взглянув на дочь, сразу все поняла: «Думаю, ей не нравится, что у нее на шляпе приколота бабочка».

И вот Арчи вернулся. Его шаги в вестибюле «Стайлса» прозвучали для Агаты музыкой («Теперь я знаю, что воспряну! Вернусь к восторгу и любви» [190] Из стихотворения «Секвенция». ). Она больше не одна, рядом будет человек, который поймет ее и позаботится о ней. Агата забыла об очень важном свойстве характера своего мужа: он всегда ненавидел чужие болезни и страдания, они делали его беспомощным. Вот и теперь от растерянности он напустил на себя бодрый вид. Все хорошо? Еще нет? Ну ладно, время лечит. Он предложил Агате поехать с ним в Испанию, где у него еще остались дела, — это позволит ей развеяться. Ну как?

Ее реакцией был ужас. Ведь это равносильно тому, чтобы бросить мать, забыть ее, что отчасти Арчи действительно имел в виду. Ревность, которую он испытывал к Кларе при ее жизни, никуда не делась. Горе Агаты казалось ему избыточным, неуместным. Интересно, так же ли горевала бы она о нем?

Предложение увезти ее отдохнуть он считал лучшим, что можно придумать в этой ситуации. Больше, по его внутреннему ощущению, он ничего для жены сделать не мог.

«В конце концов Селия легла в постель, продолжая держать его за руку, которую он с облегчением отнял, как только убедился, что она крепко спит».

Позже Агата признала, что неправильно вела себя с мужем. «У нас с Арчи впереди была вся жизнь. Мы были счастливы вместе, уверены друг в друге, и ни одному из нас даже в голову не могло прийти, что мы когда-нибудь расстанемся». [191] Из книги «Автобиография». Ей следовало поехать с ним в Испанию, а заботы об Эшфилде — который теперь переходил в ее собственность и где требовалось разобрать вещи и навести порядок, — оставить на потом. Ей следовало лучше знать натуру человека, которого она любила.

«Моя мать оставила моего отца одного, — сказала Розалинда. — А бабушка всегда говорила, что мужчину оставлять одного нельзя». [192] Из беседы с автором, 2003 г.

Итак, Арчи вернулся в Испанию, а Агата с Розалиндой отправилась в Торки, чистить фамильный дом. С имуществом — в том состоянии, в каком оно находилось, — надо было что-то делать, предстояло решать вопрос: продавать Эшфилд или нет. Что касается «Стайлса», то его они уже решили продать (не в последнюю очередь потому, что требовались деньги). Арчи должен был временно пожить в своем клубе в Лондоне, а после того как Агата закончит дела в Эшфилде, они собирались вместе поехать отдохнуть в Италию. Об этом можно было мечтать, и это стало той новой мыслью, которую начала лелеять Агата.

Дух Эшфилда сохранился, но теперь он пробивался сквозь запах сырости и упадка. Крыша провалилась, вода капала с потолков. Дом стал печален, хотя в каждом шкафу хранилась память о счастье.

«Ни у одного мужчины не было такой жены, как ты», — читаем в письме, которое Фредерик написал Кларе незадолго до смерти. В одном из ящиков покоился ридикюль, на котором Клара вышила сплетенные инициалы Р и С и слова «Храни меня как печать на сердце твоем, ибо любовь сильна, как смерть».

Там же лежало письмо Клары к Агате: «Милая моя маленькая девочка, мама ждет не дождется, когда снова сможет поцеловать свою любимую сладкую горошинку. Тетушка-Бабушка шлет тебе свою горячую любовь… Скажи Джейн, чтобы она купила куропатку и приготовила ее тебе в горшочке на полдник или завтрак». И еще одно, от Фредерика: «Я слышал, что бабушка собирается заказать художнику твой портрет. По-моему, чудесная идея. Пожалуйста, обними бабулю и поцелуй ее за меня. Ты всегда должна быть добра и ласкова с ней, уверен, так оно и есть…» Эти вещи и письма напоминали засушенные цветы — вроде того эдельвейса, который Клара хранила со своего медового месяца, проведенного в Швейцарии, — когда Агата доставала их, они испускали аромат любви, вначале слабый, но становившийся все более насыщенным.

Дом превратился в подобие необозримого склада. Кроме тех двух комнат, в которых жила в последнее время Клара, он был плотно набит мебелью, сундуками, книгами, чемоданами. Вещи Маргарет Миллер тоже находились здесь с тех пор, как она переехала сюда из Илинга. В старом доме, когда жизнь вокруг перестала быть основательной, как прежде, она затосковала. Здесь было ее траченное молью бархатное платье от мадам Понсеро, отрезы шелка из «Арми энд нейви», ситцы для платьев прислуги, бельевые корзины, полные зараженной долгоносиком муки, тридцать шесть огромных оплетенных бутылей домашних настоек и наливок (пять из которых украли грузчики, к великой радости Маргарет), мешки сахара и упаковки масла, припасенные для будущих рождественских застолий, да так и не пригодившиеся. Письма, газеты, старый конверт, набитый пятифунтовыми банкнотами: Маргарет неукоснительно следовала собственному совету. Бриллиантовая брошь, засунутая в чулок. Погребальный венок Натаниэля Миллера из восковых цветов. Вот что пришлось разбирать Агате.