Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

На первый взгляд эта история выглядит вполне убедительно. В ней есть детали весьма тонкие и безошибочные: например важность, которую она придает письму, написанному Агатой Кэмпбеллу Кристи. Но есть в ней изъян, который все сводит на нет.

Расстояние между «Стайлсом» в Саннингдейле и Ньюлендз-Корнером невелико: не более двадцати миль. Сегодня поездка туда на машине занимает минут тридцать — сорок. Конечно, в 1926 году автомобили были менее быстроходны и куда хуже оснащены, к тому же Агата ехала зимой, в темноте. Тем не менее — ради поддержания дискуссии — допустим, что она на полной скорости помчалась в Ньюлендз-Корнер и прибыла туда в половине одиннадцатого. [225]

После этого она должна была бы, маневрируя на плато, доехать до вершины холма и — опять же в полной темноте — столкнуть машину со склона, придав ей мощное ускорение. Каким бы крутым он ни был, это не головокружительный обрыв и толкать по нему тяжелый «моррис» не такое легкое дело. Тем не менее — еще раз — допустим, что все прошло гладко и заняло не более пяти минут.

Теперь, чтобы добраться до вокзала в Уэст-Клэндоне, Агате предстояло пройти пешком, по неосвещенной незнакомой дороге, приблизительно две с четвертью мили. Предположим, что шла она быстро, со скоростью четыре мили в час, допустим даже, что порой она бежала, все равно этот путь занял бы у нее больше получаса. Значит, на вокзале она должна была появится чуть позже одиннадцати. И это самое раннее — при условии очень быстрой ходьбы (на высоких каблуках) по темным извивистым дорогам и при том, что машина сразу и беспрепятственно скатилась под откос.

И тут возникает главная нестыковка в теории Джареда Кейда: согласно железнодорожному справочнику «Брадшо» за декабрь 1926 года, последний поезд на Лондон отходил из Клэндона в 10.52 вечера.

Есть и другие недоразумения. Зачем, черт возьми, Агате понадобилось так все усложнять для себя? И если это было частью заранее обдуманного плана, почему она оставила себе так мало времени? Почему не выехала в девять часов? И хотя в самой идее оставить «моррис» неподалеку от Годалминга, чтобы бросить тень подозрения на Арчи и косвенно указать на его местонахождение, определенная логика есть, с трудом верится, что Агата выбрала бы такой трудоемкий способ избавиться от машины, как сталкивание ее со склона, когда в тамошней округе существует столько других мест, весьма подходящих для инсценировки аварии. Почему было просто не оставить ее на берегу Тихого пруда? Ведь, толкая машину, она не могла знать, куда та скатится. Не было никакой гарантии, что она застрянет в такой гибельной позиции над карьером. Напротив, характер ландшафта наводит на мысль, что это почти невозможно, поскольку Уотер-лейн делает совершенно неестественный поворот вправо. Вопрос вызывает также и то, как машина могла, прокатившись по склону триста ярдов, постоянно набирая при этом скорость и врезавшись в конце концов в куст, нависающий над карьером, пострадать так незначительно, что ее удалось отогнать в гараж своим ходом.

К чрезвычайной неправдоподобности того, что Агата выбрала бы как лучший именно такой способ обойтись со своей машиной, следует добавить и тот удивительный факт, что — при том, сколько раз, кто и где только не «видел» ее за эти дни, — никто не припомнил, чтобы одинокая женщина, отвечающая описанию полиции, садилась на последний поезд из Клэндона до Ватерлоо, и не нашлось ни одного таксиста, который подвозил бы ее около четверти двенадцатого ночи.

Между тем есть кое-что еще, и это кое-что делает бессмысленными все разговоры о заранее обдуманном плане. Ньюлендз-Корнер декабрьской ночью — жуткое место. Стоять в одиночестве, в полной тишине, под черным зимним небом и видеть перед собой необозримые пустынные склоны — занятие, от которого мороз подирает по коже. Ни одна женщина, тем более женщина, обладающая воображением, не устроила бы себе такой пытки ни со злости, ни из мести, ни по какой бы то ни было иной столь же мелкой причине: само место исключает подобную возможность. Только тот, кому никогда не доводилось оказаться в Ньюлендз-Корнере глухой зимней ночью, может допустить, что Агата вышла из машины, столкнула ее под откос и бодро поскакала на вокзал. Стоит съездить туда, чтобы почувствовать интуитивно, что это невозможно, что никто не смог бы выдержать пребывание в этом месте, не будь его мозг подернут защитной пеленой душевной муки.

На более прагматичном уровне заметно, что Кейд в своей книге выдергивает нужные ему факты из рассказов об исчезновении Агаты и опускает те, которые ему не подходят. Например, он выговаривает Джанет Морган за то, что она в авторизованной биографии Агаты (которую, кстати, сам Кейд широко использует в своей работе) допустила незначительные ошибки, касающиеся расписания движения поездов до Харрогита, но полностью игнорирует тот факт, что сам «сажает» Агату в Клэндоне на поезд, на который она никак не могла успеть. Он также пренебрегает показаниями Эдварда Макалистера, который 4 декабря, в субботу, около 6.20 утра помогал Агате завести машину. Признаем, это свидетельство ничем не подтверждено и, более того, скомпрометировано тем, что в газетах Макалистера почему-то иногда именовали Эрнестом Кроссом. Но Макалистер объявился в самом начале, когда публичность еще не замутила воды следствия, и его описание Агаты, данное газете «Суррей адвертайзер», вполне убедительно. Полиция (не только Кенвард) всегда относилась к его свидетельству серьезно, и оно действительно представляется правдивым, «если только, — как писала „Адвертайзер“, — по совпадению, столь невероятному, что его и рассматривать не стоит, Макалистер не встретил другую женщину, как две капли воды похожую на миссис Кристи». Действительно невероятному. В 1926 году было очень мало женщин, которые в такую рань решились бы в одиночестве разъезжать по безлюдным местам на машине.

Ничтоже сумняшеся Кейд использует любые газетные измышления, выдавая их за проверенные факты, если это отвечает его целям. Он приводит слова Агатиной саннингдейлской приятельницы миссис де Силва, не обременяя себя кавычками, вследствие чего ее многозначительные умствования перед репортерами становятся как бы бесспорными фактами. В то же время, когда миссис де Силва сообщает журналистам, что звонила Агате около полудня в пятницу 3 декабря, чтобы пригласить на чай, он игнорирует этот факт, поскольку он противоречит его версии, будто Агаты в это время дома не было, так как она ездила в Лондон встречаться с Нэн Кон.

И это лишь незначительные иллюстрации фундаментальной порочности книги. Автор без конца описывает эпизоды, о которых ничего не может знать — такие как разговор между Арчи и Агатой в утро ее исчезновения, — причем описывает так, будто лично присутствовал при этом. Всезнайство его собеседницы Джудит, или, если быть точнее, ее матери, безгранично. Нет ничего, чего бы они не знали об Агате. Да, Нэн, конечно, была доброй подругой Агаты. Джудит сама была близка и с Агатой, и с Розалиндой до той поры, пока из каких-то загадочных побуждений не стала сотрудничать с автором книги, которая не могла доставить Розалинде ничего, кроме горькой боли. Но ни одна из них не была хранительницей секретов Агаты. Эта роль скорее принадлежала Шарлотте Фишер.