Юрий Герт - Семейный архив

Тишина, разлитая в тот ранний час над Ливадией, казалась неестественной, готовой в любую секунду лопнуть от хриплого воя сирен воздушной тревоги.

Отец шел со мною — в пилотке, в тугих ремнях, похудевший, подтянутый, он сделался моложе, мужественней, что ли, и, пока мы шли, говорил мало, сосредоточенный на чем-то своем. А мне так хотелось, чтобы он заговорил со мной, но не как прежде, а как должен отец, офицер, говорить со своим сыном, уже не маленьким, уже почти взрослым, который обязан теперь заботиться о больной матери и вообще быть мужчиной, главой... Я даже слова придумал — те, с которыми обязан был обратиться ко мне отец, а я — запомнить их, пронести в сердце до самого конца войны, чтобы, когда мы все сызнова встретимся, сказать ему: «Я сделал все, как ты мне велел».

Я ждал этих слов, очень важных, мужских слов, но, видно, отец приберег их напоследок. И правильно, думал я. Он скажет их в самом конце... Но гравий сухо скрипел у него под сапогами, он бережно нес мою руку в своей и ему казалось, должно быть, что слишком еще детская, мальчишеская, несерьезная эта рука... Во всяком случае никами с нетерпением ожидаемых слов от него я не услышал.

Он не сказал их мне — за него я сказал их себе сам, сказал и запомнил...

От Советского Информбюро

Утреннее сообщение 12 июля

В течение ночи на 12 июля существенных изменений в положении поиск на фронтах не произошло.

Наша авиация в ночь на 12 июля продолжала наносить сокрушительные удары по танковым и моторизованным частям противника, совершала налеты на его аэродромы и бомбардировала нефтяные базы в Плоешти. За 11 июля наша авиация сбила 65 немецких самолетов, потеряв 19 своих.

От Советского Информбюро

Вечернее сообщение 12 июля

В течение 12 июля происходили упорные бои наших войск с войсками противника на Псковском, Витебском и Новоград-Волынском направлениях.

В результате боев каких-либо существенных изменений на фронте но произошло.

К этому времени немцы захватили Каунас и Вильнюс, Ригу и Львов, Минск и Псков, подошли к Смоленску. Были оккупированы Литва,

Латвия, часть Эстонии, почти вся Белоруссия, значительная часть Украины и Молдавии.

Слухи о немецких злодеяниях по отношению к евреям распространялись помимо газет и официальных сообщений, которые предпочитали об этом умалчивать.

Вместе с передовыми частями немецкой армии, продвигавшейся вглубь СССР, продвигались и оперативные группы СС. Применяемый эйнзацгруппами СС метод массовых убийств состоял в следующем: евреев выводили из жилищ, подвозили к заранее приготовленным вблизи от города ямам и противотанковым рвам. Затем их расставляли группами вдоль ям и расстреливали, а ямы присыпали землей. В Восточной Украине, Восточной Белоруссии и других оккупированных районах применялись выхлопные газы машин — душегубки.

На всех оккупированных территориях с частями СС активно сотрудничали многочисленные их пособники из местного населения. Первая волна погромов прошла еще до массового и организованного истребления евреев оперативными группами СС. Так в Каунасе 25-26 июня 1941 года литовские фашисты убили 1500 евреев, еще 2300 евреев было убито в течение нескольких следующих дней. Во Львове украинские фашисты убили между 30 июня и 3 июля 1941 года 4000 евреев. Такие же погромы в первые дни оккупации прокатились по Риге и другим городам Латвии, Литвы и Украины.

На листовках, сбрасываемых с немецких самолетов, изображался Сталин — тиран и угнетатель, еврей — ростовщик и кровопийца, русский колхозник — жертва и солдат, проливающий кровь за Сталина и евреев. Глядя на эти листовки, слушая рассказы красноармейцев, бежавших из плена, евреи узнавали, что ждет их в немецком плену. Они еще не знали о существовании приказов, согласно которым евреи и комиссары, попавшие в плен, расстреливались на месте.

Многое из сказанного было, видимо, уже известно моему отцу, и он торопил нас с отъездом. В конце июля бабушка, дедушка и я уехали в Астрахань, мать оставалась в Крыму — так мы решили — до последней возможности, последнего поезда, последнего эшелона...

Мы ехали через Харьков, Лиски, Ртищево, каждая пересадка давалась нам с трудом. Поблизости от Запорожья над полями в ночи стояло яркое зарево — горели хлеба. На станциях вагоны осаждали беженцы с узлами и чемоданами, матери с младенцами на руках рвались на подножки, лица у них были одновременно и жестокие, и молящие...

Астрахань оглушила меня своей тишиной. Здесь не было затемнения, по вечерам окна домов светились ярким довоенным светом, стекла не были оклеены бумажными полосками...

Через две или три недели приехала мать, едва успев проскочить Перекопский перешеек, немцы грозили вот-вот захлопнуть Крым с севера... Она с многими пересадками добралась до Саратова и оттуда в Астрахань плыла на перегруженной людьми барже. По приезде у нее началось тяжелое обострение, она слегла. На тумбочке возле ее кровати стоял Маленький Парижанин — подарок исчезнувшего после ареста дяди Ильи, что с ним, где он—этого мы не знали. Как не знали, куда из Сегежи перевезли тетю Веру. В доме, где жили дедушка с бабушкой, на первом этаже находилась ее квартира, здесь их арестовали — сначала мужа тети Веры, Василия Ивановича Сусарова, потом ее саму... Тамара, дочь тети Веры, эвакуировалась с отцом на Урал, об этом сообщила нам сестра отца тетя Рая, мобилизованная, как и он, в первые дни войны.

Но главное, самое главное было — фронт, что там, на фронте... Каждое утро мы ждали сводок совинформбюро, ждали, когда начнут гнать немцев... И ждали, ждали, ждали писем от отца...

От Советского Информбюро

Утреннее сообщение 5 августа

В течение ночи на 5 августа наши войска вели бои с противником на Смоленском, Коростеньском и Белоцерковском направлениях.

Наша авиация продолжала наносить удары по мотомехчастям и пехоте противника и бомбардировала его авиацию на аэродромах.

В августе мы не получили от отца ни одного письма, только тетя Рая переслала нам пришедшую от него открытку с обратным адресом: «450 полевая почта, 530 стрелковый полк, санчасть военврачу Герт М.». (Замечу, что все приводимые здесь тексты — подлинные, сохранившиеся у меня с тех лет. К сожалению, письма отца почти не сохранились...).

Он писал:

«Дорогая Рая! Наконец-то получил от тебя первую за два месяца войны открытку. Она шла очень долго и не знаю, застанет ли тебя эта открытка дома. Юрик и старики с 6 августа в Астрахани. Сарра уехала 18 августа туда же. Я здоров, бодр. От Веры ничего не получали. Деньги ей перевели . Наверное, она тоже выехала на новое местожительство . Ломка нашей семьи идет все дальше и дальше. Очень прошу писать по адресу, что на открытке. Да, когда вновь встретимся , будет возможность многим поделиться .