Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

...Брюллов был похож на гончую, наконец-то взявшую верный след. К черту головки ясноглазых римлянок, от которых млеют в Петербурге! К черту миленькие пейзажи, которые вымаливают у него местные аристократки! Теперь пусть знает Академия художеств, снарядившая в Италию своего выпускника, что все это — только пробы. Теперь от его неуверенности, осилит ли он громадное полотно, не осталось следа.

В центре холста, который все время оставался пустым, появляется желанная фигура. Юлия Самойлова!

В мастерской Брюллова все больше и больше скапли­валось картонов с набросками, возле постели валялись листы с пока что еле намеченными фигурами, еще не раз­личимыми лицами. Его картина должна быть чем-то бОльшим, чем упрек бессмысленному произволу природы.

Он покажет любовь и благородство, не угасающие пе­ред лицом смерти. Молодой человек будет спасать старика отца. Немощная мать — убеждать сына не обременять себя. Жених вынесет из-под града камней уже мертвую невесту, а отец семейства последним в жизни движением попытается укрыть своих близких. Но вот обуреваемый страхом всадник, у которого шансов спастись куда больше, чем у других, мчит во весь опор, не желая никому помочь. И жрец, которому привыкли поклоняться, трусливо поки­дает гибнущий город, надеясь остаться незамеченным.

Люди, вы разные... Брюллов будет рисовать вас такими, какие вы есть в жизни. Но в Помпее будет и идеал. Нечто такое, что встречается так редко и что встретилось ему.

Юлия! Она появится на полотне великой картины Брюллова трижды.

...Молодая мать старается прикрыть от камнепада крошку-сына. Это Самойлова первая. Тем, чем обделена была Юлия в жизни — материнством, Брюллов вознагра­дит ее сполна. Вторая Самойлова изображена помпеянкой с двумя дочерьми, в ужасе прижавшимися к ней.

Была и третья Самойлова...

* * *

«Между мной и Карлом все делалось не по правилам», — признавалась Самойлова. Не по правилам общества, в ко­тором жили, — и за это им придется расплатиться. Но по правилам страсти — такой обильной, яростной, почти языческой, что смешно было скрываться. То, что графиня Самойлова — любовница художника Брюллова, знал и Рим, и Петербург. Юлия и Карл Брюллов появлялись вместе, не скрывая своих отношений.

Одно время ходили слухи, что они хотят пожениться. Однако у них хватило здравого смысла, чтобы не сделать этой глупости. Тем самым они спасли свои отношения, оставшись на двадцать лет в жизни и навсегда в истории Гением и его Музой.

Абсолютно свободные, не давая ни клятв, ни обеща­ний, не видясь годами и бросаясь из одного увлечения в другое, они оставались необходимыми друг другу людьми. В их сердцах было отгорожено место друг для друга, на которое никогда и ни при каких обстоятельствах не мог претендовать никто.

Ветреная, взбалмошная графиня испытывает, быть мо­жет, единственную постоянную потребность — писать Кар­лу: «Скажи мне, где живешь и кого любишь? Нану или другую? Целую тебя и верю, буду писать тебе часто, ибо для меня есть щастие с тобой беседовать хотя и пером».

«Дорогой мой друг, — пишет Юлия, спустя почти два десятилетия после их знакомства, — я поручаю себя твоей дружбе, которая для меня более чем драгоценна, и повто­ряю тебе, что никто в мире не восхищается тобою и не любит тебя так, как твоя верная подруга».

Верность ее доказана. Она помогала ему деньгами: Брюллова от этой заботы не избавляло ни звание «вели­кий Карл», заслуженное на родине, ни огромное количе­ство написанных им полотен.

Зимою 1839 года Юлия перестала получать нежные письма из Петербурга. А потом пришло известие — граф Литта скончался...

Ему было уже семьдесят шесть лет, но он по-прежнему выглядел молодцом. Смерть пришла за ним в одночасье, позволив графу-гурману съесть на прощанье тройную пор­цию любимого мороженого. Юлий Помпеевич не забыл от­пустить комплимент повару: «Сальватор отличился на сла­ву». Закрыл глаза и умер.

Но Литта успел и нечто более важное. Все свои не­сметные богатства как в России, так и в Италии он заве­щал Юлии. Если по выходе замуж она получила от графа-отчима миллионное приданое, то теперешнее наследство де­лало ее одной из богатейших женщин не только России, но и Италии.

Ей достались роскошные дворцы и виллы в Милане и его окрестностях. Она — об этом стоит сказать особо — стала наследницей колоссальных художественных ценно­стей, которыми буквально были переполнены роскошные итальянские апартаменты двух могущественных семейств: Литта и Висконти.

В этой коллекции были и такие шедевры, как «Мадонна Литта» кисти Леонардо да Винчи, — одно время он был на службе у семьи Висконти.

Коллекция художественных ценностей, доставшаяся Са­мойловой, была поразительно большой даже для Италии. На нее мог взглянуть каждый желающий. С особым госте­приимством здесь встречали соотечественников. В письмах и воспоминаниях остались восторженные отзывы об этих ви­зитах.

Однако то обстоятельство, что Юлия стала почти единственной наследницей могущественных династий, по­родило много слухов и пересудов. Почему из нескольких наследников граф выбрал именно Юлию?

Дадим слово двум исследователям — И.Бочарову и Ю.Глушаковой, которые в книге «Итальянская Пушки­ниана» писали:

«Отеческие чувства Джулио Литты к Ю.П.Самой­ловой, оказывается, имели глубокие основания. Юлия Павловна, родившаяся в 1803 году, по-видимому, яв­ляется внебрачной дочерью сиятельного итальянского графа, состоявшего, как нам говорили, в связи с ее мате­рью графиней М.П.Палей даже после женитьбы на баб­ке Екатерине Васильевне.

Насколько отвечает истине это предание, судить труд­но. Известно, правда, что разлад в семье Палеев начался вскоре после рождения дочери, и год спустя родители ее разошлись. Следует напомнить также, что у графа в Рос­сии были внебрачные дети: сын, провинциальный актер Аттил (прочитанная с конца фамилия Литта), и дочь. Поговаривали и о третьем ребенке, которым, согласно се­мейному преданию, и была Ю.П.Самойлова. Если это так, то вот откуда типично итальянские черты в облике Юлии Павловны, так озадачивающие по сей день иссле­дователей окружения Карла Брюллова».

Все это наводит на мысль, что Екатерина Васильевна Литта была весьма снисходительной женой, умела ред­костно владеть собой, играя в безмятежную семейную идиллию.

Что бы там ни было, наследница графа Литты при­была из Италии в Россию для улаживания формальностей с наследством. И как вовремя она оказалась в Пе­тербурге!

...Когда Брюллову было почти сорок, он женился. Же­нился скоропалительно, с предощущением несчастья. Вот как описывает Тарас Шевченко избранницу художника и странное венчание: «Я в жизнь мою не видел да и не уви­жу такой красавицы. В продолжение обряда Карл Павлович стоял глубоко задумавшись; он ни разу не взглянул на свою прекрасную невесту».