Евгений Муляров - Джуна

Но живописью она увлечется много лет спус­тя. Пока она стоит за стойкой бара, весело пи­кируется с посетителями, шутит или утихомири­вает не в меру проявляющих свой солнечный, взрывчатый темперамент посетителей.

Работа была пусть однообразной, но инте­ресной, тяжелой и все-таки доставляла радость. Появилось немало друзей, которые обязательно выкраивали в день десять — пятнадцать минут, чтобы увидеться с Джуной. А она угощала их коктейлем. И не брала денег. С друзей денег не берут. Душевные приязни не меряются никакими деньгами, а вторжение в мир дружбы меркан­тильных, да что там, просто прагматических рас­четов неизменно разрушает дружеские связи.

Несмотря на предупреждения добрых людей, Джуна не боялась «прогореть». Не может тако­го быть! Благому делу сопутствует высшее по­кровительство. Ей не верили, укоризненно кача­ли головами, печалясь за ее будущее. Но оказа­лась права она, а не дальновидные советчики.

Вот как оно было. Кроме обязательного бес­платного дружеского коктейля практиковалась и другая дружеская услуга. Друзьям, талантливым и хорошим, однако вечно безденежным людям, среди которых были и писатели, и художники, она отпускала вино и подходящую к вину закус­ку в кредит. Наступал момент, откуда-то вдруг сваливались нежданные деньги: случайный гоно­рар за опубликованные строчки или просто уда­лось найти халтуру и подработать, и люди обя­зательно приходили в кафе, чтобы отдать Джуне долг.

Святое правило не нарушалось: ведь нельзя подвести человека, который тебе поверил! И ес­тественная гордость подталкивала: можно вос­пользоваться сделанным тебе дружеским одол­жением, но я — самостоятельный человек и сам могу расплатиться за съеденное и выпитое. У всех выпадают в жизни не лучшие моменты, тем более нельзя забывать о доброте, проявленной к тебе, когда дела идут на поправку.

Все шло заведенным порядком. И вдруг не­жданная-негаданная ревизия. Что делать? По особой книжке, где записывала, кто сколько должен, подсчитала, что недостаток приближает­ся к пятистам рублям. По тем временам сумма почти астрономическая, средняя ежемесячная зарплата была рублей сто двадцать. Что делать? Обращаться к тем же друзьям? Неловко. Да и откуда у них деньги? Были бы, давно пришли бы и расплатились со всеми долгами. Значит, надо самой искать выход из сложного положе­ния.

Взяла наиболее ценную вещь, которая у нее была — ковровую дорожку, и продала, даже не торгуясь. Завернула вырученные деньги в газету и уже готова была отправиться на работу, раду­ясь, что отлично все разрешилось. Проверила еще раз деньги. А их нет! Дверь в квартире ни­когда не запиралась. Кто-то вошел и украл деньги.

Отправилась на работу, а на душе печаль. Мало того что не хватает солидной суммы (а ведь растрата — должностное преступление, она «материально ответственное лицо»), так еще у мужа, занимавшего довольно высокую долж­ность, могут быть крупные неприятности. Он ведь всегда возражал против ее работы в баре (правда, замену придумал еще интереснее, ска­зал: «Если хочешь обязательно работать в тор­говле, давай устроим тебя заведующей кафе, все не простая барменша!»).

С тяжелым сердцем пришла Джуна в кафе. А там уже трудятся ревизоры, тщательно прове­ряют каждую цифру. Ревизия закончилась, про­веряющие заявляют: «Все сходится».

Джуна не поверила собственным ушам. Не может быть! Как так? А ревизоры, весело улы­баясь, объясняют: «Вышла накладка, Джуне со склада выдали марочный коньяк вместо трех­звездочного».

И тут уже ревизоры не поверили собствен­ным ушам, а заодно и глазам. Джуна рассказала им, как обстояли дела, и в доказательство предъявила книжку со своими записями. «Если ты доверяешь людям, — заявила она, — Бог тебя не оставит». И устроила праздничный ужин.

Жизнь подвергала Джуну разным испытани­ям, из которых она выходила с честью. И не только таким, как ревизия в баре, но куда более страшным.

Услышав о ее необыкновенном даре загляды­вать в прошлое и будущее, однажды Джуну пригласил к себе один чрезвычайно влиятельный человек, имя которого она не называет (почему, станет ясно из дальнейшего).

Человек этот жил не в Тбилиси, а в Сочи, пришлось специально ехать к нему. И всю доро­гу, отнюдь не близкую, Джуну одолевали тяже­лые мысли. Она знала, что человек этот коварен и очень жесток, недобр. Но Джуна не отка­залась от приглашения, надеясь на свои способ­ности.

Она верила в свой дар, в который не верил пригласивший ее. Ему уши прожужжали о про­рицательнице, и, мысля привычными категория­ми, он думал, что в его доме появится древняя старуха. Он и предположить не мог, что увидит молодую женщину.

Хозяин долго с удивлением разглядывал ее и наконец нарушил молчание. Его интересовал единственный вопрос: способен ли кто-нибудь прочитать его мысли и из них узнать, сколь тем­ного лежит на его совести. Видимо, он был из­мучен необходимостью скрывать совершенное им, а забыть о прошлом был не в силах.

И хотя Джуна, едва взглянув на этого чело­века, увидела во всех подробностях те ужасы, которые он совершил, она успокоила его. Его мысли останутся закрытыми для других. Все может выйти на свет лишь в двух случаях — расскажет кто-нибудь из его сподручных или этот человек сам не выдержит и признается в содеянном.

Ни первого, ни второго он не боялся. Свиде­тели мертвы, а он не испытывает угрызений со­вести. Он мечтает только о том, чтобы сотворен­ное им не выплыло наружу. Этот страшный че­ловек любил своих детей и внуков, желал им счастья, а внезапно открывшаяся правда вечным позором ляжет на весь его род.

Он вопросительно взглянул на Джуну, и та поняла смысл этого затаенного вопроса. «Я ни­кому ничего не скажу», — пообещала она.

Страшный человек поблагодарил ее. Но то, что он сделал в следующий момент, омрачило слова искренней благодарности — он протянул прорицательнице пачку денег. И услышал в ответ... Да, он тоже услышал слова благодарнос­ти. Какой благодарности! «Спасибо, — сказала Джуна, — что, поверив в мой дар читать чужие мысли, ты оставил меня в живых. А ведь мог бы поступить так, как поступил со своими сообщни­ками».

Она не взяла деньги. И на прощание сказала этому страшному человеку: «Не вглядываюсь в твои мысли. Думай, о чем хочешь. Я сейчас смотрю в будущее. Как бы тебе ни пришлось прожить остаток жизни — а тебе остается большой срок, целых десять лет, — твои грехи лягут на твоих детей и внуков. Лягут, хотя имен­но этого ты боишься. Нет, повторяю, я никому ничего не скажу. Но даже если ты из осторож­ности убьешь меня, моя смерть ничего не изме­нит». Что сказано, то сказано.

Джуна покинула страшный дом, а его хозяин остался сидеть скованный оцепенением. Может быть, в свое время, когда он творил свои пре­ступления, он думал, что для своих жертв явля­ется воплощением судьбы. Сейчас он понял, как заблуждался. Он не воплощение судьбы, он ее данник, не более. Такое понимание, поздно при­шедшее, для некоторых страшнее смерти и страшнее позора.