Евгений Муляров - Джуна

В один из важнейших для нее моментов — важнейших, ибо ей тогда надо было продемон­стрировать свои способности и убедить наблюда­телей, что ее метод лечения не шарлатанство, а перспективный путь, по которому пойдет меди­цина будущего, — он помог ей, показал необхо­димые движения рук.

Стол, на нем препарированная крыса, сердце не бьется. А возле стола Джуна, чуть подальше наблюдатели, ждущие... Чего? Кто ведает, что больше бы устроило присутствующих — полная неудача, блестящая победа над смертью? Или они ждали фокусов, пассов иллюзиониста, изящ­но обставленного обмана — кто, даже на дух не переносящий цирк, не любит двух главных цир­ковых фигур — клоуна и фокусника? А когда искусство иллюзиониста и клоунада соединяются в одном лице, тем более любопытно.

Они стояли и ждали, ученые, исповедующие методы точных наук, физики, математики. Вряд ли они испытывали неприязнь к странной врачевательнице, затеявшей странный эксперимент. Просто перед ними была чужачка. Этакая фан­тазерка, вторгающаяся без инструментов и при­боров в святая святых. В совершенное создание природы? В нерушимую череду жизни и смерти? Нет, подобное бы простили, посчитали необду­манной авантюрой. Она вторгалась в храм науки, где постигают природу с помощью техни­ки, основываясь на ее же, природы, вечных за­конах — физике, химии, физиологии.

А Джуна не имела времени рассуждать и бо­яться. Любое промедление будет расценено как провал. Руки ее раскрылись над мертвым телом, куда следует вернуть жизнь. И вдруг рядом она увидела другие руки, столь похожие на ее собст­венные, знакомые ей, как свои. Руки отца.

Пассы. Еще пассы. Джуна повторяла движе­ния, которые, кроме нее, не видел никто из при­сутствующих. Отец показывал, что следует де­лать. Их руки трудились вместе.

Мертвое сердце вздрогнуло. Раз, другой. Стало биться. Смерть отступила.

Это была победа. Молчаливые и, кажется, безразличные дотоле наблюдатели радовались, обнимали, хвалили. Джуна выиграла двойной по­единок — со смертью и с людьми. Но ведь она была не одна. Ее поддержал отец. Джуна не слышала, что ей говорят, она мысленно благода­рила отца.

Испытание выдержано. Она теперь своя в научно-исследовательском институте, в экспери­ментальной лаборатории. Здесь ее постоянное рабочее место, здесь она по праву носит звание старшего научного сотрудника.

Работа, товарищи, знакомые, сослуживцы. Широкий круг общения. Дом всегда открыт для гостей. Зарплата ученого, научного сотрудника, даже и «старшего», мала, но она любит приве­тить, напоить чаем, накормить проголодавшегося.

Кажется, размеренная, наполненная работой жизнь может продолжаться долго. И неожидан­но все рушится. «Аномальное явление», — за­клеймили ее. И не в частном разговоре. Таково мнение уважаемой, популярной у читателей «Ли­тературной газеты».

Снова молчание. На сей раз — молчание родного института, товарищей, сослуживцев. Некоторое время ей еще разрешали работать (о том, чтобы встать на защиту, выступить публич­но с опровержениями, и речи быть не могло). И внезапный приказ об увольнении. На дворе 29 марта 1985 года. Вечных защитников и хо­датаев Н. К. Байбакова и Г. И. Марчука нет в Москве.

Сначала ей предлагали уйти по собственному желанию, намекали — так лучше всем. Заявле­ние Джуны начиналось со слов: «Прошу уволить по Вашему желанию... »

И словно опустились на окнах тяжелые пыльные шторы, отгородившие от мира. Непро­глядная темнота. Вязкая тишина. Ни возмож­ностей для работы, ни перспектив куда-либо устроиться. Без денег. С маленьким сыном.

Отвлечемся, взглянем на ситуацию со сторо­ны. Неужто приказ об увольнении, сочиненный сотрудником отдела кадров по звонку некоего безвестного чиновника, ставил такие уж непре­одолимые преграды? В конце концов, предлага­ли нейтральную, благообразную формулиров­ку — собственное желание работника, статья КЗоТа такая-то. Разумеется, канцелярские деб­ри, стискивающие пространство, подобно за­колдованному лесу, протягивающие к человеку страшные искореженные ветки, — опасность почти непреодолимая.

Какая бы запись ни украсила трудовую книжку, при поступлении человека на новую ра­боту очередной кадровик обязательно звонил туда, где человек работал прежде, узнавал подо­плеку ухода. И разные служебные характеристи­ки оставались простыми бумажками. Характе­ристики характеристиками, да дело не в них. Но это касается обычного среднего человека. Джуна — особый случай. У нее были высокие покровители и защитники, а если они отсутство­вали в данный момент, то спустя неделю, боль­шее — месяц они опять сядут за стол в служеб­ном кабинете и перед ними окажется телефон. Только сними трубку с рычага и набери нужный номер.

И все-таки Джуна понимала, что почти об­речена, и выразила свое понимание во фразе официального заявления: «По Вашему жела­нию». Слишком большие силы боролись против нее. В первую очередь против выступало время, исторические обстоятельства. За увольнением Джуны и вылившейся на нее с газетных страниц клеветой стояла большая политика, государст­венный расчет, международные отношения.

Стоит вспомнить позабытый за давностью лет эпизод из внешней политики. В 1975 году СССР выступал за прекращение исследований в области новых видов вооружений. Эксперты считают, что в первую очередь подразумевалось парапсихологическое оружие. Конечно, слова ос­таются словами, строжайше засекреченные раз­работки в этой области продолжают вести и СССР, и США. И приглашение посетить ин­ститут имени Сербского, вероятнее всего, связа­но с этими разработками, знала о том Джуна или нет.

Она хотела врачевать, а не участвовать в убийстве. Что же, ее дело, решили те безвестные и безликие люди, которые по долгу служ­бы интересовались совершенно противополож­ным. После отказа от сотрудничества (а иначе ее поведение в институте имени Сербского не истолкуешь) они опять решили — право выбо­ра, как себя вести, остается за ней. Однако никто, в том числе она сама, не способен поме­шать им оставить за собой последнее слово. Не хочет быть участником исследования, будет его объектом. Пусть экспериментирует, пусть врачу­ет, оживляет крыс и лечит людей, за ней станут наблюдать. Джуна будет изучать себя, они будут изучать ее. Чем больше экспериментов, чем опыты разнообразнее, тем лучше.

Лечит Л. И. Брежнева и прочих высокопо­ставленных чиновников — ее личное дело. А вот являться объектом секретного, замаскиро­ванного исследования — дело государственное.

Несомненно, ее соглядатаи и исследователи были умными людьми. Они извлекли урок из долгого опыта замысловатой русской истории. В этом смысле и Малюта Скуратов, и Иван Гроз­ный (прозванный Васильевичем за свою жесто­кость, как серьезно утверждала одна западная энциклопедия), и Петр I были для них тоже объектами исследования, но с другой целью.