Алексей Очкин - Иван - я, Федоровы - мы

Наконец Кухта задымил, и Ваня перевел дух. К сержанту подошел лейтенант Дымов, указал на отдельные кустики впереди. Ваня уже знал, что эти кустики - ориентиры. Потом Дымов сделал предостерегающий знак рукой командиру соседнего взвода истребителей. "Поближе хочет подпустить танки", - догадался Федоров.

Мимо, с каким-то отчаянием на лице, пробежала Аня. Плечо ей оттягивала тяжелая санитарная сумка.

Среди гула моторов уже различался лязг гусениц. Они молотили землю, поднимали сухие кустики краснотала и все, что попадало им на пути.

Ваня рассмотрел на стальных коробках черные кресты, обведенные жёлтым, дула пулеметов по обе стороны от смотровых щелей водителя. Хоботы пушек поворачивались вместе с башней, выискивая цель. Бежать теперь поздно - тут же убьют. "Хоть бы гранату, дурак, взял, - ругал себя Ваня. - Так зазря и погибнешь..."

Танки не дошли с полкилометра до огневых позиций истребителей и, повернув, ринулись к переправе через Дон. Ваня облегченно вздохнул. Но тут же услышал, как лейтенант громко выкрикнул: "Взво-од!.. По бортам фашистских танков... бронебойным... Огонь!"

В ушах Федорова даже зазвенело - так звонко, как "сорокапятки", не бьет ни одна пушка. Передний танк дрогнул и неуклюже завертелся на месте. "Ага, фашисту ногу перебило!" - обрадовался Ваня. От второго снаряда Береста танк с перебитой гусеницей загорелся. Разом взорвалась башня. "Молодец, Берест! Ты не только хорошо поешь, но и мирово палишь!" Ваня от восторга запрыгал у окна. Ему хотелось броситься и обнять всех...

Оглушительно рвануло. До боли в ушах. Выстрелы "сорокапяток" слышались теперь как легкие щелчки. Ваня, изумленный, оглянулся: в нескольких метрах от него, в каменной стене сарая, зияла большая дыра. "А меня не убило", - подумал он и вдруг почувствовал, что его знобит...

Изменив курс, танки теперь шли прямо на огневые истребителей. Несколько десятков танков против шести маленьких "сорокапяток". С воем и грохотом что-то обрушилось с потолка. Прикрыв руками голову, Ваня бросился в угол и растянулся на полу. На него посыпались штукатурка, обломки кирпичей... Тело деревенело от множества ударов...

Но вот от близкого разрыва, раскаленного металла и горелой земли остро защекотало в ноздрях и горле. Ваня пришел в себя и попробовал приподняться. Его завалило щебнем, острые осколки кирпичей врезались в тело. Кое-как удалось встать на четвереньки. Спиной он уперся в железную балку; падая, балка удержалась на подоконнике, это его и спасло.

Выбрался из-под обломков... Кругом царила непонятная тишина. Все было красно от кирпичной пыли. Выглянул за разбитую каменную стену: неподалеку вздымались столбы земли и тотчас оседали; сверху один за другим падали в пике темные "юнкерсы"... И все беззвучно, как во сне. Ваня понял: он оглох. Пылала степь, горело с десяток подбитых танков. Остальные рассредоточились и охватили батарею полукольцом... Ему казалось, что он пролежал очень долго, укрытый балкой, а прошло всего лишь несколько минут с тех пор, как налетели "юнкерсы".

Как ни жутко было, он заставил себя смотреть на бой... Из ближнего орудия почему-то палил сам лейтенант. Заряжающим у него был сержант Кухта, а наводчик Берест лежал навзничь у станины, заслонив рукой глаза от солнца; два бойца рядом с Берестом уткнулись лицом в землю.

"Что ж они?! - недоумевал Ваня и... увидел на станине кровь. Холодея, сообразил, что Берест и те двое убиты. Ваня Берест, с которым они только вчера вместе пели... Не хотелось верить. В это время подносчик сунул Кухте в руки снаряд и бросился к укрытому в яме ящику с боеприпасами; только собрался было взять новый снаряд и завалился. На гимнастерке сбоку расплылось кровавое пятно...

Федоров перемахнул через стену, схватил снаряд, что лежал рядом с убитым. Выстрелом Дымов заклинил башню у ближайшего танка, и тот разворачиваясь на гусенице, наводил ствол. Самое лучшее бить в такой момент, а пушка у лейтенанта не заряжена. Он свирепо повернулся к Кухте:

- Заряжай!

И, заметив рядом Ваню со снарядом в руках, он рванул снаряд на себя так, что парнишка едва удержался на ногах.

- Ну же!.. Снаряды мне!!

Ваня бросился к боеприпасам... Слух неожиданно вернулся к нему. Он только помнил, как поднес первый снаряд лейтенанту, а дальше... все смешалось в грохоте пушек, разрывах мин, треске пулеметов. Перед глазами стояло красное облако от разбитого кирпича, отчаянное лицо Дымова и его окровавленная рука. Стальные громады, уничтожая всё на пути, неумолимо надвигались со страшным урчанием и леденящим душу лязгом гусениц. Сейчас со скрежетом раздавят железные орудия, людей...

Потом, вечером, сводка Совинформбюро сообщит, что 29 июля 1942 года в центральной излучине Дона, в районе станции Чир, подразделение капитана Богдановича в поединке с шестьюдесятью фашистскими танками сожгло двадцать два из них... За этими скупыми словами столько пережитого... и жестокий бой, и суровые солдатские похороны - почти половина ребят осталась тогда в донской степи. Но это все будет позже, а пока шел бой...

Солнце стояло в зените. Жгло. И бой достиг ожесточенности... А Ваня продолжал таскать снаряды, пока Кухта не крикнул ему в самое ухо:

- Выдохлись фрицы!

Сержант опустился на ящик с боеприпасами, мгновенно свернул цигарку, с одного удара кресала зажег фитиль, прикурил, жадно затянулся и только после этого стер с лица крупные капли пота. "А перед боем и прикурить не мог!" - приходя в себя, отметил Ваня.

Черношейкин присел рядом с Кухтой на станину пушки, устало посмотрел на Ваню, и его нисколько не удивило, что тот находился с ними на огневых.

Подошла Аня и попросила помочь перенести раненых. Осторожно они сносили на плащ-палатке тяжелораненых за развалины сарая, укладывали в тени. Те стонали, просили пить, но термосы были пробиты пулями, и вода утекла в затвердевшую, всю в трещинах землю. Удалось найти воду в разбитой водокачке. Ваня обходил разметавшихся в горячке беспомощных людей, приподнимал им головы, поил из баклажки. Подбодрить их он не умел, не умел сказать им какие-нибудь утешительные слова. Но суровый вид парнишки, который вместе с ними был в бою, действовал лучше всяких слов...

Для раненого иногда минута решает: жить ему или умереть. Но как быстрее доставить их в медсанбат? Дорога простреливается, не проедешь. И на чем повезешь? Машины угнали за Чир, а у единственной связной полуторки пробиты скаты, радиатор, да и сам шофер убит.

Кое-как Дымов с Филиным замазали радиатор глиной, залили водой и начали заводить машину. Наконец зафыркал, затрясся "газик". Дымов подбежал к сараю:

- Грузите раненых! - И, увидев Ваню, строго спросил: - А ты что тут делаешь?

- Как - что?

- Ну-ка, марш!

Мальчишка даже растерялся: