Алексей Очкин - Иван - я, Федоровы - мы

Дивизионный инженер то и дело подходил к Сологубу и горячо доказывал: "Нельзя больше тянуть! Не взорвем мост, потом поздно будет". Но комдив все ждал... Не мог он бросить своих солдат на той стороне. Жаль ему было и мост - прекрасное сооружение рук человеческих.

Ваня молил про себя: "Подожди, Сологуб, подожди еще, миленький..."

Мост объят уже сплошным пламенем - трудно перебежать. И по реке теперь не переплывешь - фашисты подошли к самому берегу, так строчат из пулеметов, что и птице не перелететь...

А лейтенанта с комиссаром все нет. Взгляды Вани и Черношейкина прикованы к мосту. Вот показались двое... Один - коротышка, второй высокий, худой. На этого второго вся надежда Вани. Бегущих то застилал дым, то вдруг они прорывались сквозь него, виделись отчетливее. И, когда приблизились, Ваня узнал в них Кухту и Пивоварова. Лейтенанта не было... Тут подошли саперы, прогнали всех в укрытие.

И когда надежда была совсем потеряна, из огня выбежали еще двое. Издали Ваня приметил голенастого парня, похожего на Дымова, и весь сжался в ожидании: лишь бы не ошибиться. Но нет, это были Дымов с комиссаром. Обгорелые, закопченные. Гимнастерки и брюки на них дымились.

Филин и Дымов доложили комдиву, тот спросил у них что-то. "Не иначе, - подумал Ваня, - узнавал, не бежит ли за ними еще кто". Комиссар отрицательно покачал головой. Сологуб еще немного постоял и кивнул инженеру: "Кончай". Тот замахал руками, заорал во всю глотку:

- Все-е в укры-ы-ти-е-е!

Вскоре раздался такой оглушительный взрыв, что Ваня зажал уши и пригнулся. Когда он поднял голову, моста не было.

7

После открытой, выжженной степи левобережный Дон с его прохладной зеленью, казацкими хуторами, утопающими в яблоневых и вишневых садах, мирными петушиными криками казался сказочным краем. После всего пережитого на правом берегу в степи это было чудом. Истребители танков расположились на окраине хутора, в колхозном саду, и Ваня Федоров смотрел на синий дымок, вьющийся из летних кухонь, вдыхал запах горелой соломы и кизяка, слушал мычание коров, возвращавшихся в сумерках во дворы, и невольно представлял свою деревню... Вот сейчас его мать выйдет с подойником и с маленькой скамеечкой, начнет доить буренку. Тугие струйки молока вначале будут звонко цвиркать по жестяному дну и краям подойника, потом в пенистом молоке звук станет глухим, мягким. Так ярко Ваня это себе представил и так захотелось еще раз все это ощутить, что он направился к крайнему двору. Его заметила пожилая казачка и вскрикнула:

- Ой, совсем мальчишечка-солдатик! Сейчас, сынок, корову подою, парного молочка попьешь.

Ваня быстро ушел.

Да... война осталась по ту сторону Дона. Тяжелые "хейнкели" с бомбовым грузом пролетали мимо, к Сталинграду. Истребители танков приводили себя и технику в порядок.

Пришло пополнение. Первые письма бойцам. Только Ване не от кого было ждать.

На третий день пребывания в этом раю лейтенант получил задание: разведать местонахождение батальона и других частей армии, оставшихся в окружении на той стороне.

"Солдатское радио" уже разнесло: "С лейтенантом Огнем пойдут семеро". Несколько раз прибегала Анечка, будто проверить санитарные условия в подразделении. На самом деле все прекрасно понимали, что ее интересует: возьмут ли ее в разведку? С этим она обращалась и к Филину. "Наверняка возьмут Кухту и Черношейкина, - размышлял Ваня, - а про меня забудут..." Однако он не терял надежды - Дымов не вернулся от комдива, и разведчиков еще не отбирали. Ваня загадал: если Дымов, возвращаясь по дорожке, наступит на ветку, то он пойдет с ним за Дон.

Наконец в глубине сада показался лейтенант... Он повернул на дорожку и, возможно, наступил бы на ветку, но тут его окликнул комиссар и, подойдя, спросил:

- У Сологуба был?

Дымов кивнул.

- Может, санинструктора возьмешь? Ранит кого...

- Ну, знаешь, баб мне не надо. Война это или детский сад?

Улыбнувшись, комиссар ушел. Лейтенант постоял в задумчивости, шагнул и наступил на ветку. Ваня, радостный, подскочил к нему.

- Черношейкина и Кухту ко мне! - приказал лейтенант.

- Есть! В разведку их берете?

- Откуда знаешь?

- Знаю...

- Нюх разведчика у тебя есть.

- Так точно! - Козырнув, Ваня убежал.

Дымов прилег под куст. Мимо, чеканя шаг, прошла Аня, поприветствовала его по всем правилам устава. Приподнявшись на локте, он посмотрел на нее удивленно... Аня четко повернулась:

- Вы что-то хотели мне сказать, товарищ лейтенант?

- Нет...

- Тогда разрешите идти?

- Идите.

Дымов не мог понять, что произошло с Аней-санинструктором. Почему вдруг она прониклась к нему таким уважением? И где она так обучилась строевой?.. Прямо залюбуешься! А Дымов, хотя и был лейтенантом ускоренного выпуска, понимал в строевой толк.

К замечтавшемуся лейтенанту подошли Черношейкин и Кухта. Кашлянув, доложили о своем прибытии. Дымов обернулся и, смущенный тем, что они могли прочесть его мысли, подчеркнуто строго распорядился:

- Пойдете со мной. И ваши два расчета тоже. Возьмете сухой паек на три дня. И чтобы автоматы, гранаты и все прочее было в порядке. До вечера спать.

Солдаты ушли, а Дымов, завалившись под куст, все думал о девушке.

Ваня принес кашу в начищенных до блеска котелках и терпеливо, с волнением ожидал, пока "его лейтенант" поднимет на него очи. Тот потянул носом на запах каши с тушенкой и наконец заметил котелки.

- Ты надраивал?

- Ага. Ваш и свой. - Ваня, довольный, протянул Дымову котелок.

- Чего ты мне все: "вы", "ваш"... - заметил лейтенант, уничтожая с аппетитом кашу. - Когда одни, говори мне "ты".

Совсем счастливый, Ваня присел рядом и, принимаясь есть, спросил:

- А чего эта самая к тебе подходила? Вышагивает, как гусыня!

- Анька?

- Ну да.

Дымов довольно усмехнулся:

- Хочет идти со мною.

- И ты ее возьмешь? - возмутился Ваня.

- Не говори так. Она, знаешь... Одним словом, дисциплина. И шаг печатает - залюбуешься.

- Тоже мне... дисциплина!

Дымов нахмурился и протянул ему недоеденную порцию каши:

- А котелок мой замажь. С таким зеркалом быстро попадешь на мушку.

Мальчишка даже растерялся от неожиданного поворота:

- Я что... Я могу замазать. И мой тоже?

Увидев, как у парня задрожал подбородок, Дымов, потягиваясь, сказал уже мягче:

- Как хочешь... Я храпану. Разбудишь, когда солнце скроется. - И улегся.

"И черт меня дернул за язык заговорить с лейтенантом об этой Аньке! клял себя Ваня. - Если бы не она... он, может, и взял бы меня с собой". Ваня так расстроился, что, забравшись в гущу кустов, просидел там целый час. Потом, увидя Филина, выскочил из своего убежища и преградил ему дорогу:

- Товарищ комиссар, разрешите обратиться до вас?

- С лейтенантом хочешь идти?

Ваня изумленно посмотрел на комиссара: