Нина Алексеева - Одна жизнь — два мира

Для меня лично выступить в печати было все равно что веревку набросить себе на шею.

После того как мы отправили наше заявление в печать, оно было напечатано на следующий день утром, и тоже не без клюквы, но уже не такой страшной, и без сенсации с чемоданом документов, как у Гузенко из Канады. Такой сенсации у нас не было, но в тот же вечер, как на крыльях, к нам влетели Ричмонд и Моррис. Вид у них был победителей.

Ричмонд был на седьмом небе, таким веселым, возбужденным мы его никогда не видели. Он как будто вырос на целую голову. Он заявил, что целый день не отходил от телефона, что ему звонили со всех концов, даже из Лондона, из Мексики, отовсюду. Его осаждали просьбой созвать пресс-конференцию. Он в одно мгновение из неизвестного Ричмонда стал знаменитостью. Они действительно не ожидали, что наше выступление может вызвать такой интерес и к ним посыпется столько запросов.

Ричмонд был в ударе, в газете был дан адрес фирмы и имя Ричмонда по той причине, что Моррис, будучи секретарем конгрессмена Куддера, не мог якобы выступать в нашем деле открыто. Хотя в то время мы ничего Ричмонду не подписывали и считали Морриса, а не Ричмонда пока нашим адвокатом. Но они были партнеры, и мы думали: это их дело, кто чем будет заниматься.

На фоне всего этого всеобщего возбуждения я чувствовала, что для меня это был один из самых страшных, тяжелых дней в моей жизни. Наше выступление в печати означало, что мы подписали сами свой смертный приговор. Если бы не дети, я бы не выдержала этого испытания, боюсь сказать, но я была на грани, когда могла покончить с собой.

Уйти из страны, куда, вы знаете, возврата вам больше нет. Принести невыносимую боль родным, близким и даже хорошим знакомым было нестерпимо больно. Меня уже меньше волновало, что будет с нами. Но какое-то шестое чувство мне уже подсказывало, что ничего хорошего нас впереди не ждет.

Мне не хотелось никакого шума, никаких пресс-конференций, никаких интервью, никаких фотографов, никакой известности, а просто чтобы все потихоньку о нас забыли, дали возможность, как и миллионам других людей, тихо, спокойно устроиться на работу и заняться воспитанием своих детей. Понять мое состояние мог только тот человек, который пережил это.

До тех пор пока мы не выступили в печати, советские тоже молчали, и мне казалось, что они именно этого хотели. И я знала, что, как только мы выступим в печати, они сразу же предъявят какие-либо обвинения и немедленно потребуют нашей выдачи Советскому Союзу.

Наша милая хозяйка напоила всех чаем. Во время чаепития Ричмонд вдруг заявил:

— Я добьюсь получения денег за ваш замечательный «стейтмент».

Кирилл удивленно ответил:

— Я не за деньги давал этот «стейтмент». Такие вещи не продаются.

— Но вам деньги нужны, и нам деньги нужны для ведения вашего дела, — твердо заявил Ричмонд.

— Деньги, я знаю, всем нужны, но заработать их я собираюсь не этим путем.

К этому времени к нам уже приехала Лидия Александровна Голицына. Все перешли в гостиную. Ричмонд закурил, любезно предложил всем сигареты и, усевшись поудобнее в кресло напротив нас, вынул из портфеля напечатанный лист бумаги и протянул нам для подписи.

— Что это? — спросили мы.

Посмотрев на эту бумажку, Лидия Александровна сказала:

— Это то же самое, что вы уже подписали Моррису.

— Зачем? Нам не нужен второй адвокат, нам вполне достаточно Морриса. А они как партнеры пусть сами разбираются, — сказала я.

Ричмонд заволновался:

— Передайте, — обратился он к Лидии Александровне, — что я компаньон Морриса и от нашей фирмы буду выступать я. Моррис по тактическим соображениям (опять же из-за конгрессмена Куддера) должен стоять в стороне. И это сущая формальность. Но так как моя фамилия уже опубликована в печати, все будут обращаться ко мне.

Наши доводы опять ни к чему не привели. Ричмонд еще раз повторил, что это сущая формальность и что наш настоящий адвокат — это Моррис. Мы нехотя подписали.

И тут же, разгладив и уложив эту бумажку в портфель, Ричмонд вынул длинный лист другой бумаги и, обращаясь к Лидии Александровне, заявил:

— Передайте мистеру и миссис Алексеевым, что в связи с их делом сейчас начнутся большие расходы, у нас и у них денег, мы знаем, нет, поэтому мы предлагаем им заключить с нами вот этот контракт.

Лидия Александровна взяла в руки этот контракт и начала читать. Чем дальше, тем более озабоченным становилось ее лицо, мне казалось, она даже побледнела. Видя ее озабоченность, мы обратились к ней:

— Лидия Александровна, в чем там дело, что они хотят от нас в этом контракте?

— Подождите, подождите минутку, я сама с трудом понимаю, что они хотят от вас, — смущенно и взволнованно сообщила она. — Пока что я поняла только то, что они хотят, чтобы вы подписали с ними контракт, по которому вы обязуетесь платить им 50 % от всей вашей литературной и 50 % заработной платы от всей вашей профессиональной инженерной деятельности в течение двух лет.

— Лидия Александровна, передайте, пожалуйста, им, что никакого контракта мы с ними не собираемся заключать и подписывать. Пусть они, в конце концов, скажут, сколько они хотят получить за свои услуги, и мы с ними закончим, пока не поздно. Ведь я об этом спросил у Морриса в первый же вечер при нашей первой встрече, и вообще, их поведение и их непредсказуемые выходки уже трудно переносить. Я рад буду покончить с ними, — категорически заявил Кирилл.

Наш отказ подписать взбесил Ричмонда и Морриса, их лица из любезных, улыбающихся стали злыми.

Ричмонд нервничал, руки у него дрожали, голос срывался.

— Ведь денег у них нет, мы предлагаем им расплачиваться с нами тогда, когда они начнут зарабатывать, объясните им это, — настаивал Ричмонд.

Лидия Александровна, обратилась к нам:

— Подождите, я им скажу, что я недостаточно хорошо знаю английский язык, чтобы перевести такой документ. А вы завтра посоветуйтесь со своими друзьями, может быть, они что-либо умное посоветуют.

Ушли они в тот вечер, даже не попрощавшись. Лидия Александровна попросила их подбросить ее к метро.

Всю дорогу они были раздражены, почти не разговаривали с ней. Только выразили ей свое неудовольствие, что она недостаточно убедительно уговаривала нас подписать контракт.

— Ведь вот вы все время ходите к ним, за эти услуги вам нужно тоже заплатить, — заявили они ей.

— Я была очень смущена, — рассказывала нам на следующий день Лидия Александровна. — «Простите, — ответила я, — мне такая дикая мысль даже в голову не приходила. Я их друг, что же им делать в их положении, если их друзья за свою помощь начнут требовать у них деньги». Из-за моего ответа, я поняла, они приняли меня за дуру, — засмеялась Лидия Александровна.