Юрий Нефедов - Поздняя повесть о ранней юности

Когда я все это понял, мне нестерпимо захотелось найти его, принести извинения за полудетскую дерзость и свое непонимание того, к чему он меня склонял, и выразить искреннюю благодарность за те несколько дней общения с ним.

Начав поиск с Совета ветеранов 191-й дивизии, я надеялся, что его след там обязательно отыщется, но все оказалось безрезультатным. Переписка с командиром полка результатов не принесла, я уже об этом рассказывал. И только в записках С. М. Голубятникова, которые мне передал председатель Совета ветеранов Иван Федорович Козырев, его маленький, едва наметившийся след отыскался. Вот выписка из представления к боевым наградам:

«Капитан Трусов Иван Митрофанович, 1912 г. рождения, белорус, в Советской Армии с 1930 года, член КПСС с 1940 г., награжден орденами Александра Невского (1944), Отечественной войны I степени и двумя орденами Красного Знамени (1944 и 1945)».

«В боях с 26 апреля 1945 г. на рубежах перед хутором Софинхенхоф и в бою за освобождение населенного пункта Вейдеморк отличился командир стрелкового батальона 546 СП капитан Трусов И. М. Батальон в дневное время по разлитой пойме реки шириной в три километра, по колено и по пояс в воде атаковал противника и занял Вейдеморк, обеспечив продвижение полка и дивизии на господствующие высоты. Капитан Трусов И. М. в боях за населенные пункты Миров и Штортав, командуя батальоном, отбил все атаки противника, перешел в наступление и выполнил боевую задачу. Во всех боях капитан Трусов И. М. показал образец личного мужества и высокого командирского мастерства».

И все, больше никаких сведений в большом пятитомном труде о капитане не было. Я продолжал свой поиск. Звонил в Москву, в Центральный Совет ветеранов, там выслушали и генеральским басом ответили, что ищу я «иголку в стоге сена». Но надежда не покидала.

Однажды сотрудник нашего института полковник Павел Дмитриевич Ракунов совершенно случайно, безотносительно к моим заботам, сказал, что его фронтовой друг и однокашник по академии работает в Главном управлении кадров Министерства обороны СССР. Я цепко схватился за эту тонкую ниточку. Написали. И получили ответ: «На Ваше письмо сообщаю, что разыскиваемый Вами подполковник Трусов Иван Митрофанович уволен в запас и по данным на 1968 год проживал по адресу г. Москва, Ленинский проспект, дом 25, кв. 63». Начальник отдела, подпись.

У знакомого прапорщика в Гвардейском достал солдатский вещмешок образца времен войны, укомплектовал его двумя банками говяжьей тушенки, буханкой черного хлеба, а чудом сохранившуюся флягу, наполнил водкой. При первой же поездке в Москву, захватив все это с собой, отправился по указанному адресу.

Знакомый водитель знал, куда и зачем я еду и, будучи многократным чемпионом по автоспорту, гнал по Москве так, что дух захватывало. А я и без того сильно волновался. Существовала вероятность не застать капитана, но мне хотелось встретить хоть кого-нибудь из его семьи. Жену, детей, внуков. У меня уже давно к тому времени созрела настоятельная и огромная необходимость высказать то, о чем думал долгие, долгие годы. Порой мне казалось, что, не рассказав всего, что я пережил, капитану или его близким, я совершаю такое же недостойное действие по отношению к нему, как и тогда, отказавшись от его командирской просьбы.

Ленинский проспект, 25. Пятиэтажка довоенной постройки, первый этаж занят почтой и сберкассой. Вход со двора. Поднимаюсь на верхний этаж и вижу последнюю квартиру 60. Звоню. Открывает пожилой, но очень крепкий мужчина в спортивном костюме. Спрашиваю квартиру № 63, показываю письмо Управления кадров Минобороны.

— Я здесь живу с 1950 года и знаю абсолютно точно, что квартиры № 63 в этом доме нет, жильцы с такой фамилией в доме не проживают. Но, если ты разыскиваешь своего командира, заходи, я тоже командир, — очень по-доброму, с улыбкой приглашает житель шестидесятой квартиры.

Обещая вернуться, сбегаю на первый этаж, затем в полуподвал и вижу табличку на двери: «паспортист ЖКО». Молодой женщине передалось мое волнение, и она пересмотрела три толстые домовые книги своего участка. Безрезультатно. Выхожу на улицу, захожу на почту, опрашиваю почтальонов, все четыре отрицательно качают головами.

Все еще на что-то надеясь, поднимаюсь к гостеприимному хозяину шестидесятой квартиры. Знакомимся, рассказываю о себе. Он — полковник, бывший командир мотострелкового полка Таманской дивизии. Войну окончил капитаном, заместителем начальника штаба полка. Рассказывая, достает стопки и бутылку коньяка. Я извлекаю из портфеля вещмешок с «фронтовым» пайком.

— Ты хорошо подготовился, солдат. Но не горюй, найдешь ты своего командира, — смеется мой новый знакомый.

Пьем за Победу, за фронтовое братство, за тех, кто не вернулся… и неожиданная мысль, пронизывает сознание, вселяя еще одну надежду…

В тот период мы в Москве активно сотрудничали с Межотраслевым научно-техническим комплексом, который находился под высоким патронатом ГКНТ СССР. Его директор очень любил по всякому поводу употреблять входившие тогда в моду иностранные слова и особенно «ноу-хау». Доноухавился до того, что организовали у него режимный отдел, на планы работ наставили всевозможные ограничивающие грифы, с нас стали требовать допуски к секретным работам, а во главе отдела поставили подполковника КГБ Евгения Алексеевича Решетникова. Бывая с ним на различных конференциях и совещаниях, я неоднократно слышал его стенания, что работа нынешняя не по его профилю, характеру и служебным навыком, что он розыскник, а здесь только бумажная волокита и не более.

Наскоро попрощавшись с новым знакомым и обещая позвонить, выскакиваю на Ленинский проспект, ловлю такси и мчусь на улицу Мархлевского, чтобы застать еще на работе Евгения Алексеевича. По дороге вспоминаю все его высказывания, где, когда, в каком кругу лиц, как повторял, его выражение лица, была ли при этом хоть маленькая выпивка и, внутренне поверив, что «розыскник» — не служебная легенда, вхожу в его кабинет.

Сдерживая волнение, рассказываю коротко историю своего поиска, протягиваю справку Управления кадров, говорю, что только что был по указанному адресу, безрезультатно и вдруг замечаю загоревшиеся интересом его глаза:

— Раньше мне потребовалось бы на этот розыск два-три часа, а сейчас — неделя. К вашему следующему приезду ответ, я надеюсь, уже будет, — говорит подполковник, и мы расстаемся.

Через две недели, которые прошли с большим волнением и еще большей надеждой, я опять был в Москве и, войдя в помещение, где располагались службы управления, встретил выходящего из своего кабинета Евгения Алексеевича. Он вернулся, усадил меня рядом и, как бы огорчаясь вместе со мною, сообщил: