Александр Костин - Сталин против партии. Разгадка гибели вождя

Что означает «в седьмом часу»? Так говорят обычно, когда минутная стрелка часов еще не достигла цифры «5» и тем более «б», ибо в противном случае говорят «в половине седьмого». Возьмем крайний случай — б часов 30 мин. Значит, на все про все, начиная от начала отдачи распоряжений Берии и до момента, когда больной оказался на диване на Ближайшей даче, прошло — 3 часа! В условиях глубокой ночи оповестить и собрать нужных людей, подготовить транспорт для «щадящей» (то есть с малой скоростью движения) перевозки больного, доставить его на Ближнюю дачу, максимально соблюдая меры предосторожности, перенести его из рениавтомашины в зал большой столовой, уложить на диван — это просто рекорд! Не нужно забывать, что на протяжении всего пути следования рядом с больным находился врач и медицинская сестра высокой квалификации (надо полагать, что в клиниках Лечсанупра Кремля иных не держали), а рениаав-томашина оборудована всем необходимым для оказания экстренной помощи (кислородные подушки, капельница с необходимым набором лекарств для внутривенного вливания и т. д.), а посему можно сделать заключение, что больной ни на минуту не оставался без медицинской помощи. И все спекуляции по поводу «неоказания» следует отбросить, как ненужный хлам.

Теперь к вопросу — во что одет был больной? В рукописном журнале медицинских наблюдений записано, что больной был «в костюме». Под «костюмом» в быту понимают пару: брюки-пиджак (китель, френч и т. п.). А в чем еще мог быть одет больной, если до удара он проводил официальное совещание? Повседневным «костюмом» Сталина была либо маршальская форма, либо полувоенный френч, то есть тот же маршальский китель, но без погон. А все другие варианты «прикида» больного, о которых вещал в своих многочисленных вариантах баек «дедушка Микита» — это плод его воображения, равно как и воображения авторов «легенды Лозгачева», основная цель которых увести читателя (слушателя) подальше от реальных событий той ночи.

Спрашивается, а зачем надо было уводить читателя (слушателя) от реальных событий? Вот здесь-то и зарыта собака, вот здесь-то и зародилась некая тайна, которую нужно было любыми способами скрыть от широкой общественности, а вернее, от всего мирового сообщества. С одной стороны, в официальном правительственном сообщении от 3 марта 1953 года «О болезни Председателя Совета Министров Союза СССР и Секретаря Центрального Комитета КПСС товарища Иосифа Виссарионовича Сталина», опубликованном в газете «Правда» 4 марта 1953 года, утверждается, что: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания». Заметим, что в правительственном сообщении говорится лишь о начальном этапе заболевания и ни слова о том, где осуществлялись реанимационные мероприятия с больным, тогда как в многочисленных публикациях «исследователей» утверждается, что уже на кремлевской квартире наступила, якобы, смерть вождя. Это к слову. Но, с другой стороны, начиная с 1953 года, после расправы с Берией, Хрущев переносит начало событий той ночи, даже на сутки раньше и уже на Ближнюю дачу, в ночь с 28 февраля на 1 марта. Это же утверждается и в «легенде Лозгачева» спустя 24 года после трагических событий. Спрашивается, зачем было столько лет (да и поныне) наводить тень на плетень? Тем более что правительственным сообщением была сказана правда? Если хотели эту правду скрыть, то нужно было уже в правительственном сообщении указать, что удар у вождя случился на Ближней даче, где практически безвыездно находился Сталин, начиная с 17 января 1953 года.

Вот в том-то все и дело, что никто и не собирался эту правду скрывать. Где случилось, о том и сообщили, тем более, как мы видели, вся инициатива была в руках у Берии, а у него не было абсолютно никаких причин вставлять в историю заведомую ложь. Лгать начал Хрущев уже после смерти (а вернее после убийства) Берии, и эту ложь поддержали абсолютно все бывшие соратники Сталина, будучи повязаны Хрущевым круговой порукой, то есть, своим соучастием (кто прямо, а кто косвенно) в убийстве Берии. И на первом этапе этой большой лжи, как Хрущеву, так и остальным участникам «тайной вечери» хотелось сохранить в тайне сам факт проведения в Кремле совещания членов Бюро Президиума и приглашенных на него лиц.

Хоть и говорит народная мудрость, что на миру и смерть красна, и казалось бы ничего такого крамольного не было в том, что инсульт у Сталина случился на виду его самых близких соратников — болезнь не выбирает ни место, ни время. Но! Как бы не пошли досужие вымыслы, что удар был спровоцирован неадекватным поведением окружающих, вызвавших эмоциональный стресс у вождя, который уже и раньше переносил несколько инсультов различной степени тяжести. Что именно эта причина послужила поводом к сокрытию правды о начальном этапе смертельной болезни Сталина, (что, по большому счету, тоже не было крамолой), ибо не сказать всей правды, это еще не значит соврать. В медицинской практике сколько угодно случается подобной «лжи» во спасение.

О том, что о месте смертельного удара у вождя задним числом лгал именно Хрущев, говорит сам факт обнародования после XX съезда (но до событий июня 1957 года, когда «сталинисты» попытались свергнуть новоявленного «диктатора»), хотя и в весьма искаженном виде, полуправды о «тайной вечери» в версии Эренбурга — Пономаренко. После развенчания Сталина на закрытом заседании XX съезда, когда на него свалили вину и все грехи за организацию и проведение «необоснованных репрессий», уже не было смысла скрывать события «тайной вечери». Напротив, с версии Эренбурга — Пономаренко Хрущев начал длительную дезинформационную кампанию, согласно которой Сталин, якобы, погиб «от топора», т. е. принял насильственную смерть от рук «освободителей» страны от тирана. О мотивах, которыми руководствовались Каганович (непосредственный автор версии Эренбурга) и Пономаренко, обнародовавшие события «тайной вечери», немного ниже, а сейчас обратимся к воспоминаниям свидетеля тех событий, у которого не было никаких резонов искажать истину о трагедии тех дней. Речь идет о воспоминаниях писателя К. Симонова, который весьма эмоционально описал тягостную атмосферу, в которую погрузились свыше 300 человек в ожидании сообщения о последних часах жизни вождя: «Я пришел в зал за сорок минут, но уже собрались все. Мы все знали, что где-то рядом в Кремле лежит Сталин, который никак не может прийти в сознание. Все сидели совершенно молча… Я никогда бы не поверил, что в течение сорока минут так могут молчать триста тесно сидящих людей. Никогда в жизни не забуду этого молчания…» [125] Цит. no: З. Радзинский . Три смерти. М., 2007. С. 404–405.