Рустам Мамин - Память сердца

Меня ввели в большой кабинет. За широким столом с несколькими телефонными аппаратами и отдельным – особым телефоном на тумбочке рядом, сидел, видимо, самый главный. Одним взором, не здороваясь, он быстро охватил всех. «Значит, уже виделись», – мелькнуло у меня в голове. Хозяин кабинета задержал взгляд на мне. На лице его еле заметная усмешка: «Ну, что?.. Попался?»

По сторонам другого стола, придвинутого к первому буквой «Т», сидело человека по три. Мне пришлось сесть, или так вышло, а может, им и было так нужно, спиной к окну, в середине тройки. Словом, я оказался перед лицом главного и трех напротив сидящих. Сказать, что я был очень испуган, напряжен или взволнован, – вроде нет! Но во рту все пересохло, мне страшно захотелось пить. Понимая всю неловкость ситуации, я все-таки попросил:

– Можно водички попить?

Графин стоял на нашем столе напротив меня. Главный спокойно, доброжелательно разрешил:

– Пейте, конечно, пейте.

Я попробовал налить воды, но горлышко графина застучало по краю стакана. Я и не подозревал своего состояния: не смог налить воды из графина! Главный предложил моему соседу:

– Помогите Рустаму воды налить. Вы что, Рустам Абубекарович, разволновались так?

Я прямо так как есть и брякнул ему в ответ:

– Ну да, привезли сюда, в такой дом, и не волноваться?!

Все засмеялись. А главный, вроде шутя, будто успокаивая, рассуждает:

– А что, дом как дом. Мы все здесь работаем, обсуждаем возникающие проблемы. Вот с вами беседуем, зададим несколько вопросов, какие нас интересуют. Может, и вы спросите, что вас интересует. Мало ли бывает интересующих вопросов, проблем. Бывает, спросят, что у тебя, а ты и не знаешь, что ответить. Бывает же в жизни?

– Конечно, бывает.

– Вот и случай. Спрашивай.

– Сразу все и не вспомнишь. Что спрашивать?..

Человек, что сидел прямо передо мной, с улыбкой подсказывает:

– А вы расскажите о себе. Мы послушаем.

Главный быстренько так кинул взгляд на него, но ничего ему не сказал. Мне было душно, как будто в наглухо запертой комнате. Не хватало воздуха. Но я старался ничем не выдать своего состояния: «Я ни в чем не виноват! Им не в чем обвинить меня!.. Не может же быть, что это опять из-за того анекдота!..»

После паузы главный опять повел разговор:

– Рустам Абу-бекарович, мы вас по имени будем называть! Отчество-то у вас интересное, сразу и не выговоришь. У нас тут сидят все с простыми именами: вот Иван, с вами рядом. Напротив Михаил, в середке Петр. Словом, Рустам, расскажи-ка нам про ансамбль, как он создавался. Ведь это не так просто: собрать людей, и каких? И поют, и читают стихи, и пляшут! И фокусник Лаврушин попал к вам, а он ведь не татарин?

«Вот оно что! Ансамбль!.. – меня сначала бросило в жар от нахлынувших мыслей: – Как же им объяснить? И какую угрозу учуяла в нас госбезопасность?..» Но тянуть с ответом нельзя, я это остро чувствовал. И начал с первого, что пришло в голову:

– Вы меня Бекарычем называйте, – это просто. Слово русское – Бекар!

– Бекар это музыкальный знак на нотах, – пояснил тот, что сидел напротив, кажется, Михаил.

– Когда не называют отца, как-то непочтительно получается! – Странное дело: голос у меня не срывался, не сипел, будто и я не волновался вовсе: – «Бекарычем» отца всю жизнь звали. А мое имя можете вообще не называть, хоть «тыкайте»! Меня все равно не убудет. Я перед вами.

Главный усмехнулся:

– Да! Родителей нужно помнить и обращаться к ним с почтением!

– Понимаете, вначале мы пели песни старинные, которые дома отцы пели в застольях, например «Кара урман», в переводе «Черный лес», вернее, темный или ночной лес. Там поется: «В сумерках вошел в лес. Искал нужное дерево, заблудился и в темноте срубил не то. Когда деревце упало, понял: срубил живую яблоню! И чудится в темноте: лежит яблонька, осыпанная плодами спелыми, и то ли дрожат они, ароматные, от ветерка слабого, то ли шуршат в скорби великой. Горько на душе певца, не выбраться из леса. Опустился он у пенечка, обнял яблоньку, еще теплую, и потекли из глаз слезы горькие. Песню матери вспомнил певец, как срубил кто-то по ошибке яблоньку, и погибла чья-то душа безвинная: «Наверное, родные ее прокляли…» Так сплелись две судьбы: яблони и девы, и плачут обе, проклятые судьбой безжалостной… Это такая трудная грустная песня, и мелодия незабываемая. Старинная песня. Когда поют такие песни, многие плачут. Начинают вспоминать прошлое, родителей, которых когда-то обидели… Мы и другие песни пели – татарские, башкирские…

Сидящий напротив подхватил:

– Да! В таких песнях есть что-то от степей, воли, неохватных просторов, от непрощенных обид, неразделенной любви. Главное – весенний дух цветущих степей…

Сидящий со мной рядом, которого вначале назвали Иваном, не выдержал:

– Ну, Шавкят, понес! Ты, часом, не посещаешь Рустамов ансамбль?

– Нет, к сожалению, но песни старинные я тоже уважаю. Это как зов предков. Не знаю, наверное, это и есть народное творчество…

Главный обратился ко мне:

– Наверно, трудно заниматься старинными песнями таким кустарным способом: искать, переписывать. Разве нельзя цивилизованно: найти, например, в Библиотеке Ленина?

– Знаете, собирать песни, уплывающие в прошлое, переписывать, можно сказать, озвучивать тоже интересно. Есть такие песни, от которых дух замирает. Но слов никто не знает. Мелодия звучит, но немая – нет слов! А мелодии, они в основном, особенно в народном творчестве, сочиняются к словам…

Я тут же вспомнил Розу Закировну, работника Библиотеки Ленина, которая приносила мне пластинки, переписанные тексты песен, адреса писателей, артистов. И каждый раз предупреждала, чтобы я никому не говорил, что она помогает: «Вы занимаетесь добрым делом. Если будете работать серьезно, сможете принять участие в Декаде культуры и искусства Татарии и Башкирии, то есть выйдете на профессиональный уровень. Возможно, после этого некоторые смогут профессионально работать на сцене, в концертных организациях, уедут в Казань. А если сейчас вас поймут неправильно, могут затаскать! А оправдываться сложно, тем более у вас такой большой национальный коллектив. И вообще в Москве собираться по национальным признакам не положено…» Вот оно! Где-то, видимо, мы совершили ошибку, и теперь началось! «Затаскают!..» Оправдывайся, Рустам Абу-бекарович! Что это он там закинул про библиотеку? Знают, наверное! И Розу Закировну теперь начнут таскать!..» Не знаю, долго ли я собирался с мыслями, но в голове они неслись с бешеной скоростью, надо было нейтрализовать эту комиссию хотя бы в отношении библиотеки и Розы Закировны. А комсомольский секретарь-то, видимо, прав! Ведь предупреждала Роза, рассказывала про сборища евреев, которые на своих тайных собраниях разрабатывали план, как в Крыму вместо Татарской образовать Еврейскую республику. И для успеха дела включили в свой состав жену Молотова, еврейку. Так вот ее репрессировали, а организатор, кажется режиссер, погиб в автомобильной катастрофе…