Иоанна Хмелевская - Автобиография. Старая перечница

Но самое странное, эта журналистка внешне производила очень приятное впечатление, казалась девушкой неглупой и воспитанной. Так какой же кретин выдумал все эти вопросы?

Увы, не в силах я понять этот феномен наших средств массовой информации. Ведь кто-то же обдумывает программу, кто-то работает над сценарием передачи. И все равно в семидесяти процентах случаев получается такая вот хреновина. Даже самому остроумному собеседнику не пробраться сквозь дебильную мертвятину запланированных вопросов и сюжетов. Пусть тема самая что ни на есть интересная, но автор передачи непременно умудрится сварганить пошлейшую безвкусную кашу без соли и сахара. Любая интересная мысль, любое свежее замечание или промелькнувший остроумный кадр будут безжалостно вырезаны при монтаже, а ежели живости и свежести окажется слишком много, то программу попросту не выпустят в эфир.

Потому что… Вот именно — почему? Потому что будет интересно? Узнаешь что-то новое? Да кто же, в конце концов, решает, что для нас интересно, а что нет? Непостижимо.

Журналист, как ни странно, тоже живой человек, и порой у него может получиться что-то путное; случается, что журналисты приходят вовремя и даже разговаривают вежливо. Не всегда, конечно, но все же и такое бывает, врать не стану. Но как бы ваша беседа ни складывалась, на бумаге потом выйдет полнейшая чушь и мерзотная гадость. Кого только из меня не делали! И какую-то блатную проныру, чуть ли не мафиози, курирующую все варшавские новостройки; конченую алкоголичку; антисемитку; эротоманку… Ну и что? Меня от этих глупостей не убыло и не прибыло, какая была, такая и осталась. А сколько раз переврали моих родственников, моих любимых теток, которых я охотно делала героинями своих книг, сколько раз путали моих сыновей… Их у меня всего-то двое, даже странно, как в них можно запутаться. Хорошо еще, в дочерей не превратили… А каких только высказываний мне не приписывали, я уже не говорю о мировоззрениях.

Интересно вышло с расизмом. Почему-то расисткой меня не объявляли, а ведь запросто могли бы. Уж сколько представителей самых всевозможных рас и национальностей побывало в моих книгах — и не перечесть! Негров, скажем, я раз восемь поминала, иногда положительно-уважительно, иногда, напротив, отрицательно, но всегда речь шла о конкретном человеке. В целом к чернокожим персонам я отношусь совершенно нормально, ненавижу лишь одного, который в Канаде чуть не прикончил меня, а вот к семерым прониклась искренней симпатией… Впрочем, нет, вру, к восьмерым… Ох, грядет, похоже, очередное отступление…

Вот я все ругаю других, а о своей собственной компрометации как-то не удосужилась написать. Чего там, возьму и напишу.

Точно не помню… ну вот снова одно и то же. Ничего подобного, прекрасно я все помню, нечего преувеличивать размеры моего склероза, болезнь пока в легкой форме.

В тот раз возвращалась я домой после лечения, к сожалению крайне недолгого, в одной из приморских лечебниц Франции. В Париже для меня был заказан номер в хорошо знакомом мне отеле «Сесилия». Там, в Париже, мне предстояло встретиться с Витеком, который взял на себя все хлопоты по моему возвращению.

Казалось, все шло прекрасно, но настроение у меня было препоганое.

И вот почему. Мне часто дают понять, что мои интервью выходят какие-то слишком интимные, — так почему бы мне не поинтимничать и в своей собственной книге? Когда я разговариваю с журналистом, то обычно забываю, что даю интервью, вот и болтаю обо всем на свете, а поскольку болтовня моя сильно зависит от настроения, то иногда получается так, а иногда — эдак, но обязательно с какими-нибудь приватными подробностями из моей жизни. А журналисты-то и рады-радешеньки.

Будучи в лечебнице, я читала в местной прессе (которую покупала ежедневно из-за подробных прогнозов погоды и указания времени приливов и отливов) о беспорядках в Париже — погромах, пожарах, бесчинствующих молодчиках из национальных меньшинств, недовольных тем, как им живется во Франции. Да и родные и знакомые звонили из Польши, предупреждали об опасности и советовали возвращаться не через Париж, а другим путем. В Париже ужас что творится, весь город в огне и вообще революция. Я, разумеется, разозлилась, у меня в Париже были дела, а менять свои планы я не привыкла. А главное дело было таким: купить яд, каким травят улиток.

Ничуть не сомневаюсь, что улиточную отраву можно приобрести в любом французском городишке, ведь эта страна поголовно питается салатом, которым, в свою очередь, привыкли питаться улитки. Нет другой страны в мире, где так же интересуются улитками, как во Франции, без оружия против них французы не могли бы существовать. Но я уже настроилась на Париж, знала, в каком магазине могу купить отраву, а главное, как до этого магазина добраться. Кроме того, в Париже меня ждал Витек. Французского он не знает, так что прошу не морочить мне голову всякими там иноверцами и революциями. В Париж я все равно поеду!

Уезжала я в воскресенье. По глупости. Дурное настроение мешало мыслить здраво, отсюда и решение приняла дурее некуда. А настроение мне испортило казино. Я так по-идиотски проигралась в этом казино, что и говорить стыдно! Главное, заранее знала, что останусь в проигрыше, разум подсказывал — надеяться не на что. Ведь это же был неудачный год…

А неудачным он был потому… О, вижу, мое отступление разрастается и принимает размеры огромного воздушного шара, а я все надуваю и надуваю его. Ничего не поделаешь, раз начала, надую до конца. Знаю, читателю особенно интересно узнать о глупостях, совершенных автором, так пожалуйста, наслаждайтесь, — выкладываю все как есть. Другие бы непременно кинулись рассуждать на общие темы или ударились в политику. Не бойтесь, уж я-то в политику не ударюсь, скорее меня ударят, если тут же не пристрелят или не посадят за решетку заодно с паном Рывиным [2] Лев Рывин — влиятельный польский кинопродюсер и медиамагнат, замешанный в крупном коррупционном скандале, он был осужден на три года тюремного заключения. — как лицо, опасное для властей.

Поэтому к черту политику, а неудачным год получился потому, что Витек в канун Нового года одним движением раскокал сразу четыре бокала. Мы по глупости сочли, что посуда бьется к счастью, и как-то не приняли во внимание мелочь — разбилось-то четное число бокалов, а наступивший год был нечетным — 2005-м. Никто из нас не знал, имеет ли значение четность или нечетность количества разбитой посуды. Знай заранее, я бы молниеносно подсунула Витеку для разбития пятый бокал. Но я этого не сделала. И вот вам результат.

Год оказался потрясающе и абсолютно неудачным, причем для всех, но сейчас не стану останавливаться на подробностях, иначе мне не выползти из этого отступления до конца моих дней. В казино я только и знала, что проигрывала… Ну вот, не выдержала, начала… Казино — моя застарелая страсть. Зная, что меня ждет, я к минимуму свела посещения казино, пальцев на одной руке хватит, чтобы их сосчитать, да и то один раз меня явно оберегала милосердная высшая сила, благодаря которой я по ошибке взяла с собой уже недействительную кредитную карточку вместо новой.