Иосиф Прут - Неподдающиеся

Я:

— Чем обязан такому теплому ко мне отношению?

Штайгер:

— Тем, что соединил меня с вами господин Фредерик Сиордэ, человек, которого я глубоко уважаю. Он отрекомендовав вас как своего лучшего друга.

Я:

— Благодарю за доверие. Постараюсь его оправдать.

Штайгер:

— Итак, первая причина. Сейчас — конец года и все средства, отпущенные на финансирование представительных организаций, уже расписаны и израсходованы. Я объяснил это сотруднику по культуре вашего посольства господину Лукашеву, ибо эта причина является официальным мотивом.

А вторая — категорическая позиция нашего Союза, исключающая возможность посылки делегации после процесса Даниэля — Синявского.

Я:

— Прошу прощения, господин Штайгер, но мне не совсем понятно: какое отношение имеет Союз писателей Швейцарии к судопроизводству в Советском Союзе? Каждая страна живет своими законами. Я же — в знак протеста — не покинул Швейцарию после того, как побывал в суде Делемона. Там шел процесс двух негодяев, растливших девочек восьми и десяти лет. Вместо вполне заслуженной смертной казни или пожизненного заключения их приговорили к семи и десяти месяцам тюрьмы, а также небольшому денежному штрафу. Мне кажется, что надо сначала довести до идеала собственное судебное законодательство, а уж затем…

Штайгер:

— Я лично с вами вполне согласен… Мои товарищи и я категорически возражаем, считая идиотизмом вмешательство в чужие дела… Однако бороться с этими консерваторами чрезвычайно трудно.

Я:

— Что же мне передать председателю нашей Иностранной комиссии?

Штайгер:

— Скажите, что в будущем году обмен состоится. Мы это решили твердо. Делегации будут состоять из десяти — двенадцати человек. Троих из них называет приглашающая сторона. Мы хотим иметь у себя в гостях писателей, а не функционеров, то есть — государственных чиновников. Совершенно естественно, что когда мы приедем в Союз, вы также укажете нам, каких трех писателей желаете иметь в нашей делегации.

Я:

— Передам ваши слова в точности.

Штайгер:

— Благодарю вас, господин Прут. Надеюсь увидеть вас в будущем году дважды: и в Москве, и в Швейцарии.

Я:

— Поверьте, господин Штайгер, что мне будет это исключительно приятно.

На этом беседа закончилась».

Судьба Кости сложилась весьма удачно. После окончания школы, когда мы расстались, Гратцос поступил в высшее коммерческое учебное заведение. Окончив его, он принял участие в деятельности своего отца и впоследствии стал компаньоном одного весьма делового человека: Аристотеля Онассиса. Через несколько лет — они уже не только компаньоны огромного морского дела, но и очень близкие люди… Костя становится крестным отцом дочери Онассиса — Кристины.

А когда та стала полновластной хозяйкой дела, ибо отец умер, а старший брат — Александр — погиб в авиационной катастрофе, Кристина предложила своему крестному и главному компаньону должность Генерального директора всего ее миллиардного дела. Танкерная армада Кристины могла соперничать с нефтеналивным флотом любого крупного государства.

Обо всем этом я узнал, когда встретился с моим дорогим названым братом в мой второй приезд в Швейцарию в 1966 году в одну из последних суббот сентября на праздник основания Эколь Нувэль. С Костей мы увиделись и в 1967 году. Такое могло произойти лишь после поднятия «железного занавеса»!..

На мой вопрос: женат ли он? — Костя ответил уклончиво. Я понял, что у моего брата есть близкая женщина, с которой юридически еще не оформлены отношения. И к этой теме больше не возвращался. Я рассказал Косте о моей жизни в России, о моем труде, о моей семье… Получив приглашение посетить его в Америке, я тут же предложил ему приехать ко мне — в Москву.

Мы долго беседовали о прошлом, и я напомнил Косте случай, происшедший с его отцом.

Старшему Гратцосу удалось приехать в Швейцарию повидать сына за год до окончания Первой мировой войны.

Он остановился в одной из лучших гостиниц города: «Лозанн-Паласе».

На второй день между отцом и сыном состоялась встреча, и старший Гратцос пригласил Костю и меня выпить вместе кофе с мороженым в кафе на площади Святого Франсуа.

Мы с другом прибыли на встречу в точно назначенный час, наелись редких в ту пору сладостей до отвала и, попрощавшись с гостеприимным греком, отправились обратно в школу. А папа Гратцос пешком направился в гостиницу… Но тут произошло неожиданное. Дело в том, что отец Кости страдал недержанием мочи. Не желая покидать столик в кафе и оставлять нас одних, он отложил выполнение естественных потребностей до гостиничного номера.

Старший Гратцос надеялся быстро пересечь площадь, но этому воспрепятствовала демонстрация студентов.

Старик с трудом протиснулся через толпу и, вбежав в «Лозанн-Палас», не успел добраться до туалета. Он облегчился в коридоре.

Этот странный факт заметила горничная и, несмотря на то, что греческий судовладелец щедро расплатился с ней за уборку, все-таки доложила начальству.

Через полчаса в номер Гратцоса-старшего явился директор гостиницы и резко высказал свое удивление, подчеркнув, что, если коридоры отеля будут использоваться для отправления нужд, гостиницу придется переименовать из «Лозанн-Паласа» в «Лозанн-писсуар».

Последнее высказывание особенно задело старика. Но он не подал виду, извинился и сказал директору гостиницы, что просит познакомить его с хозяином этого прекрасного дома. К нему у Гратцоса имеется срочное и важное дело!

Встреча между судовладельцем и хозяином «Лозанн-Паласа» состоялась на следующий день. Она оказалась весьма деловой, ибо в результате ее Гратцос-старший приобрел эту гостиницу в собственность. Став ее хозяином, он тут же уволил директора, который позволил себе сделать ему замечание.

Впоследствии гостиница была Гратцосом продана, и на этом мои воспоминания о лучшем отеле кантона Во заканчиваются.

В последующие годы мы встречались каждый раз в последнюю субботу сентября — в школе.

Костя действительно оказался настоящим другом.

Мою предпоследнюю жену звали Эммой. У нее обнаружилось тяжелое малоизученное заболевание. Диагноз советские врачи поставить не могли.

Тогда Костя — за свой счет — вызвал нас в Париж, где Эмма немедленно была устроена в американский госпиталь. Изучать ее болезнь взялись четыре крупных врача, приглашенных Костей: два швейцарца и два американца. Костя, медики и я в течение сорока дней проживали в гостинице напротив больницы. За этот срок врачи разобрались в страшном недуге, который постиг мою жену. Они установили болезнь, назвав ее фибробластозом: заболевание мышц и мускульной ткани, состоящих из клеток — фибробластов. Клетки обычно развиваются, как и всякий живой организм: молодые нарождаются, старые — умирают. В организме Эммы молодые клетки стали разрастаться, пожирая старые. Это вызвало, грубо говоря, исчезновение мяса… Обнаружив болезнь, врачи, к сожалению, не знали, как с ней бороться.