Лев Славин - За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

Клюзере нахмурился.

— Судя по вашим последним донесениям, я не вижу в этом надобности. Член Коммуны Верморель, посетивший линию фронта, доложил мне, что все спокойно.

— Противник накапливает силы, он готовит удар.

И Домбровский, не раскрывая источника своих сведений, коротко рассказал о приготовлениях версальцев.

— Мне нужны, — заключил он, — саперы для инженерных работ. Мне нужна артиллерия. Мне нужны пехотные батальоны. Только если все это мне будет дано, я сумею сдержать версальцев. Количество потребных мне подкреплений я перечисляю в рапорте на ваше имя.

Домбровский вручил Клюзере бумагу. Тот, не читая, передал ее адъютанту и, кивнув Домбровскому, направился в глубь своего огромного кабинета.

Домбровский не уходил.

— У вас что-нибудь еще ко мне, генерал? — спросил Клюзере.

— Я жду вашего ответа на мой рапорт.

Клюзере вскинул голову и сказал мрачно:

— Я завтра сам к вам приеду.

— Войска будут рады увидеть в своих рядах гражданина военного делегата накануне решающего сражения, — сказал Домбровский, подчеркнув последние слова.

Клюзере нервно побарабанил пальцами по столу.

— У вас, генерал, — сказал он, — есть все качества, необходимые полководцу. Но одно из них — в чрезмерном количестве: воображение. Когда его слишком много, оно начинает называться иначе, а именно: паника.

Сказав это, Клюзере переглянулся с адъютантом, и оба чуть улыбнулись.

Домбровский вежливо склонил голову, как бы благодаря за эту характеристику, и сказал:

— Я позволю себе заметить, что избыток воображения все же лучше, чем его недостаток, который иначе называется: тупость.

Он щелкнул каблуками, четко повернулся и вышел, звеня шпорами.

Из отеля Доминик, где помещался штаб Клюзере, Домбровский заехал на Вандомскую площадь. Недавно, как он ни отказывался, на него нагрузили еще и обязанности коменданта Парижского укрепленного района. Приходилось наведываться в штаб Национальной гвардии. На площади Домбровский увидел леса, воздвигнутые вокруг подножия Вандомской колонны. Там возились рабочие, ими командовал высокий бородатый человек. Приблизившись, Домбровский узнал в нем знаменитого художника, члена Коммуны, Гюстава Курбе. Они поздоровались.

— Свергаем колонну, — сообщил Курбе, — безобразный памятник тирану Наполеону. Искусство революции не нуждается в сентиментальности. В человеке над всем должен господствовать разум. Мы не позволим чувствительности побеждать логику. Кончилось в искусстве царство нимф, дриад, обожествленных героев. Началось царство трудового человека.

Визг пилы, вонзавшейся в основание гигантской металлической колонны, заглушил его слова. Оба революционера, генерал и художник, крикнули друг другу: «Салют и братство!» — и расстались.

У входа в штаб Национальной гвардии часовой с трудом разлепил дремотные глаза и вскочил, отдавая честь Домбровскому. Внутри было сонное царство. Дежурный спал, положив голову на папку с донесениями из районов. Разбуженный окриком Домбровского, он сообщил, что никаких происшествий нет.

Домбровский удалился, гулко стуча сапогами в пустых коридорах и удивляясь беспечности революции.

Как ни спешил он, а все же завернул на улицу Вавэн, в дом № 52, взбежал к себе на мансарду, поцеловал сонную Пелю и спящих детей, положил на стол небольшую кучку франков. Вчера он получил свое жалованье. (Невелико оно было, революция платила генералу шестнадцать франков в день, совсем немного больше, чем унтер-офицеру.)

Пришпорив коня, Домбровский помчался к себе в ставку, в Ля-Мюэтт. Там в палатке дожидался вызванный им прежде Валерий Врублевский. Оба генерала почти до утра проговорили о подготовке к предстоящему бою.

— Ты, Ярослав, сейчас фактически главнокомандующий, — сказал Врублевский.

— А что с того? — пожал плечами Домбровский. — Ни резервами, ни материальным снабжением я не командую. Все это у военного делегата. Я не могу получить ни одного патрона для винтовки солдата, ни одного куска мяса в его котелок.

— Между прочим, — заметил Врублевский, — гвардейцы питаются из рук вон плохо. Одна солонина…

— Они питаются так, как питается весь осажденный Париж.

Врублевский устало откинулся на спинку стула и опустил голову. Лицо его, когда-то поражавшее женственной тонкостью очертаний, погрубело. Со своей курчавой бородой, открытым взглядом, в котором было что-то вдохновенное, он был похож на молодого пророка.

— Беда, что у нас почти нет унтер-офицеров, — сказал он. — Национальная гвардия — это партизанщина в общем. А там, — он кивнул головой на юг, в сторону Версаля, — там профессионалы.

— Моя задача, Валерий, выковать из федератов настоящих солдат.

— Это можно сделать только в боях.

— О, в этом недостатка не будет.

Врублевский поднялся.

— Значит, завтра к нам пожалует сам Клюзере?

— Если не проспит.

Они рассмеялись.

Клюзере не проспал. Он приехал в Ля-Мюэтт сравнительно рано, в полдень. Его сопровождала небольшая свита из адъютантов и порученцев. Он прихватил с собой также двух членов военной комиссии, Ранвье и Авриаля.

Все склонились над большой картой, разостланной прямо на земле, перед палаткой.

— Где вы достали такую превосходную карту? — удивился Клюзере.

— Я сам ее вычертил, — ответил Домбровский.

— Какое искусство! — с восхищением воскликнул Ранвье, любуясь картой, сделанной почти с типографской отчетливостью.

Домбровский улыбнулся наивности штатского человека.

— Я все-таки офицер генерального штаба, — заметил он.

Авриаль осведомился:

— Скажите нам, генерал, какие силы расположены от Сент-Уана до Исси?

— Очень мало, гражданин Авриаль, не более пяти тысяч. Если мне не пришлют подкреплений, придется отступить.

Все посмотрели на Клюзере.

— Мы потом пройдем по линии укреплений, — сказал он.

— Разрешите, я уж докончу, — настойчиво сказал Домбровский. — У меня всего сорок пушек…

— Генерал! — прервал его Клюзере. — Не вводите в заблуждение членов военной комиссии. Вы умолчали, что у вас есть бронированные поезда. Это тоже артиллерия.

— Не поезда, гражданин военный делегат, а только два блиндированных вагона, — отвечал Домбровский.

— Постойте, постойте! — не унимался Клюзере. — В Пуэн-дю-Журе на виадуке у вас есть четыре блиндированных локомотива. Это тоже артиллерия, генерал!

— Но ведь снарядов для них вы не прислали, — сказал Домбровский, уже сердясь.

— Пришлю. Кроме того, генерал, по изгибу Сены курсируют наши канонерки. Это тоже артиллерия, насколько я разбираюсь в военном деле!

Раздался легкий почтительный смешок адъютантов и порученцев.

— Канонерки, — сдерживаясь, ответил Домбровский, — относятся к вооружению южного участка, которым командует генерал Врублевский.