Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Василий Климович Кисляков, нам уже известный, оттянул всю войну в отряде партизана Сеславина, солдатский Георгий выслужил, при переправе через Эльбу был ранен пулей в грудь и руку, но отлежался, произведен в хорунжие.

На Дону не успели побывать, выслали их опять (весь полк) в Заграничную армию. Повезло, правда, Кислякову Василию. Отправил его командир полка Гревцов с командой на родину для покупки ремонтных лошадей, и здесь Василий погулял, «оттянулся», так что пришлось Гревцову отправить на Дон особую бумагу, чтоб выслали оную команду в свое время к полку.

Десять лет морили хорунжего на рубежах в знойном Дагестане, там же вышел он в сотники. Был переведен на Кавказ в полк Сысоева, где не сошелся с командиром. И вписали впадающему в абстрактные размышления сотнику, что ума он тупого, по службе мало исполняет. Короче — не аттестовали. Опять война выручила. В полку Рыковского № 33 Кисляков воспрянул: и по службе хорош и ума хорошего оказался. 17 марта 1829 года «за храбрость против турок» произведен в есаулы. После войны вернулся к громадному [174] Теперь — есаульскому: в казачьих войсках казаков наделяли землей «по чину». наделу. Три дочери и младшенький сыночек долгожданный, Абрамом нареченный, ждали его.

Все больше и больше бессергеневских казаков выезжали пахать и сеять на безопасную теперь «ногайскую» сторону Дона. Скотину же, по обыкновению, выгуливали на своей, правой, стороне. Сиживали месяцами в водной осаде по весне. Ловили стерлядь крючьями (рыболовная снасть с «настороженными» крючьями без наживки)…

Дети Абрама Кислякова больших чинов не достигли, внуки и вовсе числились «урядниками из дворян». Так и жили среди прочих бессергеневских казаков, отличаясь лишь количеством земли, да сочиняли еще, что не вся это их земля, есть еще в соседнем войске [175] Черноморское — которое затем стало называться Кубанским. — целая Кисляковская станица.

Ниже по Дону тянули лямку армейской службы и тяготы обыденной жизни Кисляковы манычские и черкасские, ставшие [176] После возведения Нового Черкасска. «старочеркасскими»; в большие люди из них никто не выбился, были достойные, были и штрафованные. Манычские в табуне ходили, загоняла их судьба и на Кавказ и за Кавказ, олухов и трусов среди них не встречалось. Не зря отмечали еще в старые времена ученые люди, что жители Манычской станицы «нарочито отважны». «Старочеркасские» тяготели к административному поприщу. Часто видим среди них фельдшеров и полицейских. Что ж, каждому свое…

Еще ниже лежит станица Аксайская, где проживал с семьей интересный нам Кисляков Андрей Иванович. С ним расстались мы в нелегкий час, когда со всей, почитай, семьей, с сыном и невесткой, ушел он на службу в Закавказье, на иранскую границу.

Может, потому и любили они трепетно свой Тихий Дон, что большую часть своей жизни сознательной вне его проводили. Только о нем и вспоминали. А что еще в проклятой глухомани делать?

Пытался гарнизонный батюшка Андрея Ивановича к Святому Писанию пристрастить и зарекся. Почитал тот Евангелие с середины и выдал батюшке, недоуменно разводя руками:

— Да ты сам погляди… Плывут они по морю… Ага… Проснулись… А где же… этот…? А он по морю идет!.. Я дальше и читать не стал…

Зной. Духота. Петлял Аракс, окаймленный камышами. Частые камнепады сносили палатки. Волей-неволей навострились казаки возводить из глинистой земли стены, пока дождь идет. Показывалось солнце и обжигало их лучше любого костра. Перекрытий никаких: лесов и близко не было. Постоял там есаул Андрей Иванович Кисляков зиму, весну и лето и попивать стал «вмертвую».

Меж тем в Дагестане и на всем Кавказе возродился дух мятежа. Аварский хан Султан Ахмет грозился напасть на земли шамхала и умция Каракайдацкого. Акушинский народ, сильнейший в Дагестане и воинственный, открыто готовился к войне.

Командующий войсками, в Дербенте и Кубе расположенными, генерал-майор Пестель, получив подробнейшие наставления от Ермолова, выступил с двумя батальонами пехоты, шестью орудиями и казаками к городу Башлы, ключу провинции, распространяя слухи о следовании в Дагестан еще трех тысяч войск российских. С 5 сентября 1818 года есаул Кисляков с офицером, двумя урядниками и восьмьюдесятью казаками, причисленными к отряду Пестеля, вступил в Каракайдацкие владения для наблюдения лезгин, предпринимавших возмущение против (местных. — Прим. ред.) владельцев, покровительствуемых Россией.

К вечеру под 1 октября прискакал с пакетом чудом пробравшийся казак, и Кисляков, собрав команду, пошел форсированным маршем в ночь от реки Уллучай к Башлам для предупреждения собравшихся лезгинских толпищ. Тридцать тысяч их (Кисляков в послужном списке указал — 60 тысяч) расположилось вблизи города, готовые истребить немногочисленные русские войска.

Нападение было горячим — жители изменили, и сражение началось жесточайшее. Двое суток русские удерживали город и замок умция, прикрываясь каналом; ночью, укрытые каналом, ушли, унося всех раненых и отражая жителей, стремившихся отбить взятых в аманаты (заложники) детей. Вся обратная дорога к Дербенту через каракайдацкие деревни, завалы на дорогах и истребленные мосты стала одним трехнедельным сражением, где Кисляков немало отличился (когда припекало, решал и действовал он молниеносно). Но уже сам Ермолов со стороны Чечни спешил на помощь, и неприятель, принужденный защищать свои жилища, Пестеля не преследовал…

Дагестан временно усмирили. Надолго ли? В Кубе — только из-под Башлов вернулись — родилась у Кислякова внучка Катенька. Крестными матерями пошли наскучавшие в захолустье полковничьи жены: Мищенкова и Настасья фон Ашеберх. Крестным отцом — полковой командир (потом он «по-родственному» старого Кислякова за пристрастие к хмельным напиткам не аттестовал). Погуляли на славу.

Остаток службы сторожил Андрей Иванович кордоны в Куринской и Кубинской провинциях. Пришло ему туда сенатское определение «о разобранных у него якобы с дозволения гражданского правительства судей дровах» — двадцатилетней давности дело. В апреле дождался он чина войскового старшины за башлинские дела.

В самом конце декабря 1821 года прибились всем семейством к дому…

Остался сзади Кавказ и берега Зеленого моря, издревле названного Хвалынским [177] Каспийского. . Осталась война, непрекращаемая, бесконечная. Потом назовут ее «Кавказской» и счет начнут как раз с 1818 года. Будет она тлеть под боком и жизней заберет не меньше наполеоновских войн. Будут уходить пятисотенные полнокомплектные полки на Кавказ и в Грузию, причем «Грузией» будут называть все пространство меж двумя морями, и возвращаться ополовиненными, — но никто не сочтет этих великих потерь, ибо не погибать будут там донские казаки, а умирать. От голода, от лихорадки… От чего еще на службе умирают?.. Вздрагивать будут, озираться затравленно службистые урядники при словах «линия», «Грузия», «Темир-Хан-Шура». А что поделаешь? Служба… Ничего не поделаешь.