Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

— Почему обижаете, Ваше Превосходительство? — ответил Денисов вопросом на вопрос.

— Мой адъютант неприятеля не видел…

— В таком случае пусть будет открыто следствие или извольте удовлетворить меня, Ваше Превосходительство, на каком угодно оружии, кроме шпаги, которую я не знаю.

Багратион, напоказ горячий и вспыльчивый, но вообще-то человек очень расчетливый, молча уехал.

Следствия не было, и о дуэли больше речь не заходила. Но Денисов считал себя победителем.

Вскоре французы полезли против Денисова, генерал Моро привел тысяч десять, из них две — конницы. У Маренго столкнулись. Австрийцы (союзники России) и не стреляли и не отступали, сдаться хотели. Денисов пригрозил, что порубит их, испугались, убежали назад. Французы напирали медленно, леса и болота мешали. Подскакал генерал Лузиньян с мадьярами, ударил на французскую кавалерию, донцы генерала Грекова поддержали, человек двести французских гусар положили. Подошел Багратион, но остановился, атаковать не стал. Денисову приказал с двумя полками атаковать французов и опрокинуть. Пригляделся Денисов — французы стоят твердо, слабых мест не видно, подумал: «Одна злоба выдумала такое поведение», но приказ есть приказ, поскакал с двумя сотнями. Французы шарахнули залпами повзводно, казаки и вернулись. Подъехал Денисов к мадьярам — было их там три эскадрона, — приказал поддержать, те головами качают, отказываются.

Французы, увидев, что русские и цезарцы (австрийцы) не уступают, отошли, скрылись за рекой. А на поле боя приехали Суворов и Великий Князь Константин Павлович. Суворов недовольство выказывал:

— Напрасно упустили неприятеля…

Ужинал Суворов с Денисовым. День был постный, ели жареный лук с хлебом и осетровый балык.

— Хорошо ли наши сражались?

— Хорошо.

— Храбро ли князь Багратион атаковал французов?

Денисов промолчал.

— Бил Багратион в штыки? — тихо спросил Суворов.

— Нет.

Суворов повернулся и отошел.

За храбрость и честность Суворов Денисова очень отличал. Один раз даже позволил себя на руках из-под огня вынести. Зато другие его не особо любили. Великий Князь Константин Павлович, в папеньку прямой и вспыльчивый, прямо сказал: «Денисов — прекрасный генерал, но упрямая скотина».

Прошли казаки всю Италию сверху донизу, Альпы перевалили, славу казачью по всей Европе пронесли. Эх, Платову бы туда!..

После войны, не отдохнув, был затребован Денисов в Войсковую Канцелярию 2-м членом. Атаман Василий Орлов хотел иметь под рукой верных людей, так как времена наступали тяжелые и борьба предстояла такая же.

Император Павел Петрович, требуя во всем порядка, разгневался на донцов, которые [83] Казачья старшина, нуждавшаяся в работниках для своих обширных имений. укрывали беглых по-прежнему и за собой записывали. Канцелярию Войсковую подчинили Сенату и первым членом прислали генерала Ивана Репина, а в помощники ему — царского адъютанта Кожина. Начался розыск, кто где и сколько беглых укрывает. Атаманский полк разъезжал по городу. Прямо тебе военное положение. Против кого? Да все, почитай, грешны. Кто из донских чиновников беглых не принимал?

Знали царский указ о недержании беглых и беспаспортных в донских станицах? Знали. Знали, чем грозился царь? Знали. Грозил царь смертной казнью и сожжением поселков. И, тем не менее, с удивительной смелостью и изобретательностью проводили толпы пришельцев, настойчиво и старательно укрывали. Это ж рабочие руки! И долгое время все шло безвозбранно за спиною Войсковой Канцелярии, у которой и у самой рыльце было в пушку.

Приехали Репин и Кожин, потащили за пристанодержательство. Всплыли имена Дмитрия Иловайского и сына его Павла, Дмитрия Мартынова и сына его Андрея, к тому времени уже генерал-лейтенанта, в запале Орлов и тестя своего не пожалел, который в пользу Орлова от атаманства отказался. Все это растянулось, к выполнению служебного долга приплелась междоусобная борьба. Орлов, зная, что ущемляемая черкасня в долгу не останется, сам ежедневно ожидал оговора и последующего наказания. Стоило сказать слово не только в трезвом, но и в пьяном виде (с пьяного какой спрос?), как донос был уже готов.

Спас черкасню исключенный со службы лейб-казак Евграф Грузинов, которого весь Черкасск считал полоумным — сидел он у себя на полатях и писал какие-то бумаги, имел в России тысячу душ, а жил в Черкасске впроголодь. 12 августа брат его, заслуженный офицер Петр Грузинов, пытался выбраться из города, окруженного постами, но был замечен караулом и остановлен подполковником Иловайским 8-м, который известил о том начальство. Начальство отправило к Евграфу Грузинову посыльного узнать, куда собирался ехать его брат. Евграф через того же посыльного начальство обругал. Начальство явилось к нему домой, арестовало и, перерыв чердак, обнаружило некие бумаги, страшные по содержанию.

13 августа, на другой день, Евграфа Грузинова судили военным судом и за оскорбление государя и вредные замыслы, обнаруженные в бумагах, приговорили к смертной казни.

Вместо прозаичного, набившего оскомину поиска беглых, от которого тихо стонал весь чиновный Дон, Репину и Кожину, а через них и Императору, было подсунуто дело об отвоевании у турок Стамбула и учреждении на месте Османской империи многонационального демократического государства, для чего планировалось собрать двухсоттысячную армию из воинственных народов Причерноморья и идти в поход на турок через Кавказ и Балканы. Себе Евграф Грузинов оставлял пост начальника нового государства.

Провести столь масштабное мероприятие без сообщников невозможно, и приезжие чиновники вместо поиска крестьян стали искать сообщников будущего диктатора.

Грузинов сообщников не назвал, однако было сомнение, что его брат пытался прорваться из города как раз на встречу с кем-то из верных Грузинову людей.

Опасаясь сражаться на два фронта — с заговорщиками-демократами и чиновниками-беглоукрывателями, — Павел Петрович повелел прекратить следствие и суд по делу о беглоукрывателях, а заговорщиков Грузиновых бить нещадно кнутом.

Орлов немедленно сообщил о том местным помещикам, они возликовали, устроили благодарственный молебен, а затем гулянье у атамана в доме. Во время гулянья Дмитрий Мартынов, престарелый вождь непреклонной черкасни, объяснял Кожину, почему беглых укрывают, и ясно было из его слов, что конца этому не будет.

На другой день запороли насмерть кнутом Евграфа Грузинова. Орлов этим не удовлетворился. Борьба зашла слишком далеко. В день казни суд приговорил к смерти казаков и одного войскового старшину, которые проходили по делу Грузинова свидетелями, якобы знали и слышали, как Грузинов царя ругал, но не донесли. Ясное дело — сообщники. Таким образом дело закрывалось: главарь казнен, сообщники схвачены и тоже приговорены. Еще один шаг сделал Орлов — успокоил царя относительно донских чиновников. Созвал он их в Черкасске, обязал подпискою впредь беглых не принимать и тех, что уже спрятаны, возвратить. Чиновники те принесли «чистосердечное и верноподданное признание, обязались открыть свою совесть во всякого рода злоупотреблениях» и отправились «исследовать свои имения», чтобы найти в них и вернуть беглых крепостных великорусских и новороссийских помещиков. Успокоив таким манером царя относительно основной массы донских чиновников, Орлов ударил по верхушке черкасни. 16 сентября он сообщил, что подполковник Шамшев обнаружил подмену: некоторые донцы исправили старые «ревизские сказки», чтобы число прежних крепостных совпадало с числом нынешних, а коль такой разницы не видно, то и новых, укрытых, не найти. Кто ж документы подделал? Мартынов. Ответственный генерал-лейтенант Мартынов Андрей Дмитриевич признал, что его и отца его, отставного генерал-майора Дмитрия Мартынова, «сказки» подменены. «Кто же из оных выписан и кто вписан, обещался он подставить список». Круша Мартыновых столь жестоко, бил Орлов по всей родне. Тот же Шамшев нашел, что и ревизские сказки генерал-майора Платова, хранящиеся в ведении войскового старшины Слюсарева, подменены и сказки платовского пасынка Павла Кирсанова — тоже.