Александр Мещеряков - Император Мэйдзи и его Япония

Однако гнев Комэй все-таки поулегся, Кадзуномия помолилась «на дорожку» в нескольких святилищах. На прощанье Комэй вручил ей памятную записку, в которой содержалась просьба употребить все свое влияние на сёгуна, чтобы он сдержал свои обещания по изгнанию «варваров».

Кадзуномия отправилась в путь 20 октября. Ее сопровождало около 10 тысяч воинов, набранных из тех княжеств, которые особенно лояльно относились к императорскому двору. Всего же в поездку отправилось 16 тысяч человек. Дороги этого времени были намеренно узкими – сёгунат опасался восстаний неблагонадежных князей. Так что процессия растянулась на много километров. Помимо разобранного на составные части киотосского дома Кадзуномия 280 лошадей везли 7440 одеял, 1380 подушек, 8060 чашек для риса, 5210 суповых плошек, 1040 подносов, 2110 тарелок. Ходили слухи, что принцессу могут похитить. Речь, видимо, шла о тех поклонниках императорской фамилии, которые считали брак принцессы с сёгуном оскорблением для трона. Так что лицам мужского пола свыше 15 лет запрещалось пересекать дорогу перед процессией, в городах же мужчинам вообще предписывалось не выходить из домов.

Маршрут составлялся так, чтобы избежать неблагоприятных знаков. Так, процессии пришлось сойти с тракта Токайдо и сделать большой крюк по горам, поскольку предсказателям показалось, что название местечка Сатта возможно истолковать как «разведенная с мужем». Когда предстояло проследовать мимо дерева породы «энкири эноки», то есть «железное дерево, нарушающее обет», слуги закрыли его до вершины соломенными циновками.

С каждым шагом носильщики приближали принцессу к Эдо. А от него было рукой подать до Иокогамы, населенной иностранцами, одно упоминание о которых вызывало у Кадзуномия ужас.

В Иокогаме набирала силу новая жизнь, о соблюдении традиционных табу там не думал никто. Там думали о комфорте и прибыли. Иокогама стала «открытым городом» в 1859 году. Первое время иностранные жители обитали в японских «карточных» домиках, но довольно скоро стали появляться и столь непривычные для японцев кирпичные строения. Через месяц после открытия порта в Иокогаме находилось 99 японских торговых домов, в 1862 году их насчитывалось уже 390. Они торговали шелком, изделиями из лака и бронзы, керамикой, чаем.

Иностранцы казались пришельцами из другого мира, повар европейского ресторана брал с японцев деньги за вход – только за то, чтобы они могли взглянуть на иноземцев. Рисовать их тоже стало прибыльным бизнесом. Только в 1860–1861 годах было выпущено не менее 800 цветных гравюр с их изображениями! Эти картинки так и назывались – «иокогамскими картинками». Настоящим бестселлером стала шеститомная книга художника Хасимото Садахидэ «Увиденное и услышанное в открытом порту Иокогама». Надо признать, на художников мало действовали политические лозунги эпохи, призывавшие к изгнанию варваров. Фигуры европейцев почти неизменно появляются на фоне стоящих на рейде кораблей, которые стали символом как самой Европы, так и технического прогресса.

Несмотря на огромный объем изобразительной продукции, посвященной иностранцам, их самих насчитывалось в Иокогаме совсем немного: в 1860 году в городе постоянно проживало всего 34 купца, а в 1862-м – не более 200. На Иокогаму проходилось более двух третей внешнеторгового оборота, но не стоит обманываться впечатляющими цифрами, ибо объем внешней торговли страны составлял всего 12 миллионов долларов. В это время значение Иокогамы определялось не столько объемом торговых операций, сколько тем зрительным впечатлением, которое она производила на японцев благодаря многочисленным работам художников.

Большинство иокогамских купцов были англичанами. Однако в первое время торговые переговоры обычно велись на голландском языке. Англичане не знали японского, японцы – английского. Поскольку длительное время контакты японцев с европейцами ограничивались голландцами, то они располагали только переводчиками с голландского.

В «открытии» Японии главную роль сыграли американские военные корабли. Однако наибольшую выгоду извлекли все-таки английские купцы. Именно Англия была в то время наиболее развитой страной мира. К тому же в Америке полыхала война между Севером и Югом. И тут уже было не до торговли с какой-то там Японией.

Японцев удивляло все: европейские собаки, экипажи, огромные лошади, одежда. Большой экстравагантностью казалась им манера держать руки в карманах, которых их традиционная одежда была лишена. Жены иностранных купцов ездили верхом – еще одна неожиданность. Поражали и невиданные доселе бытовые новшества: швейная машинка, утюг, велосипед, мыло, огромные стеклянные окна и зеркала. Да мало ли что еще… Да хоть и еда. Непривычные к мясу японцы неизменно отмечали, как любят европейцы говядину, свинину, баранину. Скот везли из Китая и даже из Америки, забивали его уже здесь, в Иокогаме. Поскольку дело мясников считалось делом нечистым, их лавки из-за жалоб японских жителей вывели за пределы города.

Страсть японцев к учению сказалась и на гравюрах. На многих из них приводятся небольшие словарики: как то или иное слово звучит по-английски, по-голландски, по-французски. Лица же европейцев казались художникам совершенно одинаковыми – именно такими они и предстают на гравюрах: красных (желтых) волос, огромного носа и глубоко посаженных глаз было достаточно, чтобы понять – это европеец.

Европейцы привозили в Иокогаму тех животных, с которыми японцы были знакомы только по описаниям или же картинкам. Два тигра, приобретенные голландским торговцем в Малакке за 100 долларов, были проданы им в Японии за три тысячи.

Хасимото Садахидэ. Американка, моющая детей первосортным мылом

Хасимото Садахидэ. В лавке мясника

Портреты англичанина, американца и француза

Хасимото Садахидэ. Иностранцы в Иокогаме (1861)

Зачастую художники рисовали то, о чем они слышали, но никогда не видели. В правой части этой гравюры изображена женщина с музыкальным инструментом, похожим на скрипку. Она держит ее на коленях и играет на ней с помощью медиатора – точно такого же, какой используют для традиционного японского инструмента – сямисэна.