Эрнст Кренкель - RAEM — мои позывные

Уже поздно ночью стали пытаться на аккумуляторах запустить передатчик, доставшийся нам по наследству. Ура! И тут удача!

— Дорогой Николай Георгиевич, — сказал я Мехреньгину, — разреши тебя поздравить, что отныне перестанешь быть белым негром и не надо больше крутить эту проклятую ручную динамку.

Утрем, ни свет, ни заря мы уже долбили стену дома и прилаживали выхлопную трубу. Головы у нас трещали, как после хорошего перепоя. Все же мы вчера незаметно нахлебались газа, а ночью спали как в бензиновой бочке. Утром гордо пили чай при электрическом свете, двигатель, как укрощенный тигр, не воняя, мирно трясся рядом с нашим столом. Мелкой дрожью бренчала посуда, аккумуляторы, заряжаясь, начинали потихоньку булькать, и мы были несказанно горды.

Одновременно в первые же дни мы занимались приведением в порядок скромного метеохозяйства. Ведь только для этого — давать погоду — мы и заявились сюда. Слазили на столб и починили флюгер. Привели в порядок метеобудки и поставили приборы. На третий день остров Домашний уже четыре раза в сутки давал погоду.

Дело это не очень хитрое, но что мне трудно давалось и угнетало, так это облака. Какого черта создатель придумал их такую кучу на мою бедную голову? Имелся атлас с изображением всевозможных облаков. Для вящей убедительности их названия были латинскими. Я больше всего полюбил сплошную низкую облачность — тут все ясно, а вообще говоря, еще лучше густой туман, когда вообще ничего не видно.

Погожие, ясные дни радовали меня как нормального человека, но повергали в уныние как метеоролога. Бывало, что на небосводе был представлен чуть ли не весь атлас облаков от первой до последней страны. Вот и разберись! Мусоля, глядя то на картинки, то на небо, и произнося всякие нехорошие слова, я твердо решил — нет, стезя метеоролога мне явно противопоказана. Пусть разбираются без меня.

Вовремя уходили сведения о погоде, радиоаппаратура работала нормально, и мы были довольны. Все, что было задумано, осуществилось, и не зря мы затеяли всю эту историю. В доме навели порядок, и стало уютно, может быть, мы просто привыкли. Обследовали все закоулки и нашли много нужных вещей. Теперь мы были хозяевами положения и знали, чем располагаем, что можно расходовать, с чем надо быть экономным, а чего и просто нет.

Дело дошло до того, что мы даже стиркой занимались. Конечно, это скучное занятие. Вспомнилось, как хорошо и рационально стирать белье на судне. Было это со мной на «Сибирякове». На шкертике — (это веревка) спускаешь белье за корму. Машина, ворочающая винт корабля, попутно и отлично стирает твое белье. Перед вахтой все было спущено за борт. Однако вахта оказалась напряженной по работе, и через четыре часа я вытащил только тесемки и пуговицы от моих невыразимых. Вообще стирка белья — это одна из самых тяжелых работ в Арктике.

Провели мы пробную связь со всеми станциями Карского моря. Всюду нас хорошо слышали. Хуже всего проходила связь с нашими друзьями, оставшимися на мысе Оловянном. Виной тому были горы и ледники Северной Земли, лежащие между нами.

На острове Уединения, как я уже писал, командовал Александр Григорьевич Капитохин — тот самый, с которым мы изнывали на подготовительных курсах. Он и предложил: «Давай устроим перекличку полярных станций Карского моря. Расскажем о своем житье-бытье, поделимся опытом, может быть, сделаем музыкальные вставки».

Рассказали всем об этой затее, всех оповестили, дали время на подготовку. В определенный день и час началась перекличка.

Начал остров Уединения. Капитохин, открывая радиособрание, произнес краткую речь и затем, командуя парадом, стал давать слово мысу Челюскина, острову Русскому, мысу Стерлегова, Усть-Таймыру, мысу Желания и нам, острову Домашнему. Регламент строго соблюдался. Мне рассказывали, что в очень древние времена родовой общины мог говорить каждый, но стоя на одной ноге. Как только опустил другую ногу — все, твое время истекло. Мудрое правило! Завести бы его на наших собраниях. В день переклички мы узнали от своих коллег, кто, сколько убил медведей, сколько поймано песцов. Повара на все Карское море сообщили рецепты новейших блюд.

Великолепной была художественная часть. Мыс Желания заявил свое появление в эфире ревом туманной сирены. Затем последовала игра на баяне. Неважно, что некоторые клапана заедало. Все же мы поняли всю душевную тоску, которую вложил баянист в эту песню. Мыс Стерлегова угостил нас джазом на кастрюлях, гитарой, и деревянные ложки были ничуть не хуже кастаньет. А вот программа мыса Челюскина мне лично не понравилась. Сначала выступил доморощенный поэт. Тут мы все (как я потом выяснил) заскучали. А окончательно нас добил и поверг в уныние несостоявшийся Карузо.

Мы чудно провели время, и все были очень довольны. Однако через несколько дней, мы получили нагоняй из Москвы от нашего начальства. Нам предложили впредь не заниматься такого рода самодеятельностью.

Жизнь текла спокойно и размеренно. Метео и радиосвязь были основной работой, но, чтобы это осуществлять, надо было делать уйму всякой работы. Поварские дела попрежнему остались за мной. По сравнению с Оловянным не хватало многих продуктов, и поэтому наше меню не блистало разносолами. Был хлеб, каша, сгущенное молоко, галеты и чай. Тот же полярный суп из мясных консервов со жменькой сушеного лука не сходил с нашего стола.

Вскоре первый медведь оказался долгожданным и дорогим гостем.

Медвежья охота мною уже ранее описана, но охотничьи подвиги на Домашнем стоят того, чтобы о них рассказать.

Во-первых, мы никуда и никогда на охоту не ходили. Зачем же, ведь медведи сами придут к нам. Наше дело было проще простого — изредка посматривать в окошки. Появление очередного зверя никаких эмоций не вызывало.

Он шел со стороны моря. Время было обеденное, уже кипел суп.

— Слушай, давай поедим суп, он медленно идет, мы успеем.

Молча хлебали суп, к окну и не подходили. Надо пойти помешать кашу, чтобы не подгорела, ну, и конечно, попутно взглянуть в окно. — Идет?

— Идет. Знаешь что? Мы успеем и кашу съесть. Потом убьем медведя, разделаем его, помоемся, а потом уж будем чай пить.

Мы делали то, что явно не следует делать, — делили шкуру неубитого медведя. А дальше все было очень просто. Открывалась большая, низкая форточка. На двойную раму окна клалась винтовка. Вот и все приготовления к: охоте. Можно было еще закурить в ожидании зверя. Между домом и крепким сугробом был узкий проход. Подходя к дому, медведь попадал в мертвую зону, и мы его не видели. Ну, а кончалось тем, что он появлялся на гребне сугроба и с любопытством смотрел на нас. Расстояние — полтора метра. Одним выстрелом обычно заканчивалась охота. Затем — нудная и грязная работа по разделке медведя.