Дмитрий Володихин - Пожарский

Заруцкий, получив сведения о наступлении Пожарского, немедленно ушел из-под Москвы. За ним последовала половина войска. Атаман разграбил Коломну и ушел на Рязанщину, к городу Михайлову. Что ж, хотя бы такой ценой Первое земское ополчение очистилось от самой черной и зловонной грязи, какая к нему налипла.

Авангардные части нижегородского ополчения скоро добрались до столицы и там укрепились. А основные силы медленно шли от Ярославля к Ростову, от Ростова к Переяславлю-Залес-скому, а оттуда — к Троице-Сергиевой обители.

14 августа у стен Троицы армия сделала последнюю большую стоянку перед броском к столице…

Рассказывая о битве за Москву, историки, писатели, публицисты редко предупреждают читателя, сколь страшно складывались обстоятельства для полков Пожарского, устало бредущих к Москве. Кто из русских историков не был заворожен той титанической работой, которую проделало руководство ополчения, собирая в кулак остатки русской мощи? Кто не испытывал горделивого чувства: наши встали! наши идут! Кто не ощущал за спиной Пожарского великую силу, море людское, с ревом накатывающее с севера?! Лишь бесчувственный человек не испытывал бы последовательно отчаяния, надежды и крепкой веры: свершилось, этих людей уже не сокрушить ни полякам, ни ворам! Казалось бы, страницы истории давно перелистаны, и мы знаем исход великого противостояния за Москву, ужели не был он предрешен заранее? Ужели сами поляки не боялись армии Пожарского? Но доброе сочувствие единоверцам и соотечественникам по сию пору волнует сердца. Кажется: вот, сделано небывалое усилие — Россия пришла к Москве! Остальное — неизбежность. Как ни сокрушить ополченцам неприятеля, коли вся земля собралась под хоругви ополчения?

Хорошие чувства. Правильные чувства.

Но реальность была суровее. Трубецкой и Пожарский едва не погибли в страшном многодневном сражении. Земское дело едва не рухнуло у стен Великого города. Все напряжение нравственных и физических сил понадобилось людям, прибывшим к Москве ради битвы с неприятелем. И победа, одержанная русским войском, выглядит как чудо. Несколько раз могла она обернуться поражением. Но, может быть, ратникам Пожарского Бог помог — за их чистосердечное самопожертвование.

Итак, прежде всего: в распоряжении историков нет точных данных о численности войск, находившихся под командой Пожарского и Трубецкого, а также под командой Ходкевича. Невозможно определить боевую силу их полков даже в грубом приближении. По данным историка Н. И. Костомарова, силы Ходкевича подходили к 12 000 человек, если не более того. [145] Костомаров Н. И. Смутное время Московского государства в начале XVII в. // Костомаров Н. И. Собрание сочинений. Кн. 2. СПб., 1904. С. 608. Историк Ю. В. Готье полагал, что Второе земское ополчение на выходе из Ярославля насчитывало более 20 000 человек. По подсчетам историка Г. Н. Бибикова, два земских ополчения совокупно располагали не более чем 8—10 000 бойцов, в то время как Ходкевич и Струсь (возглавлявший кремлевский гарнизон) в сумме имели под командой 12–15 000 ратников, в том числе 1500 пехоты (венгров и ливонских немцев). Из них кремлевский и китайгородский контингенты осажденных составляли 3000 человек. Польский специалист Т. Богун, опираясь на польские источники, предложил иные цифры: 5,5–6000 бойцов у Ходкевича, из них порядка 1200 пехоты и 1000–1500 тяжелой кавалерии; позднее он дал иной подсчет, подняв численность гетманской армии до 9—10 000 воинов, из них 1700–1800 пехотинцев. Численность Второго земского ополчения определена им в 10–11 000 дворян, стрельцов и казаков. Историк Ю. М. Эскин счел возможным увеличить цифры Т. Богуна не менее, чем на треть. «Оценивая численность противостоявших армий, — пишет Ю. М. Эскин, — надо не забывать о неточностях подсчетов всех историков, которые базируются на источниках, учитывавших только полноправных воинов (дворян, стрельцов и казаков, получавших оклады, или гусар, пехотинцев, гайдуков по спискам и мемуарам). Но у каждого мало-мальски состоятельного воина были слуги — боевые холопы у русских, пахолки у польско-литовских воинов». Любопытное замечание, однако при отсутствии финансовой документации по земским ополчениям остается только гадать, считали боевых холопов те, кто в самых приблизительных словах отзывался о его численности, или не считали. Историк Р. Г. Скрынников был уверен, что с Трубецким после ухода Заруцкого оставалось не более 3–4000 дворян и казаков, а в распоряжении Пожарского имелось не более 10 000 воинов; Ходкевич, по его мнению, мог выставить в поле 8000 запорожских казаков и 1500 пехоты — помимо традиционной для его армии польской кавалерии [146] Готье Ю. В. Смутное время: очерк истории революционных движений начала XVII столетия. М., 2010. С. 122.; Бибиков Г. Н. Бои русского народного ополчения с польскими интервентами 22–24 августа 1612 г. под Москвой // Исторические записки. М., 1950. Т. 32. С. 176–177; Скрынников Р. Г. На страже московских рубежей. М., 1986. С. 276; Богун Т. Битва под Москвой 1–3 сентября 1612 г. // Куликово поле и ратные поля Европы. Тула, 2002. С. 74–77; Bobun Т. Moskwa 1612. Warszawa, 2005. C. 156, 190–192; Эскин Ю. М. Опыт жизнеописания боярина князя Козьмы — Дмитрия Михайловича Пожарского // День народного единства: Биография праздника. М., 2009. С. 200. . Но эти цифры имеют приблизительный, а иногда и просто гипотетический характер. Наиболее правдоподобны подсчеты численности гетманских войск, произведенные Т. Богуном. Реалистично смотрит на проблему и Г. Н. Бибиков.

Весьма возможно, силы обеих сторон были значительно скромнее даже минимальных цифр, названных в исторической литературе.

Источники, повествующие о великом московском противостоянии, постоянно упоминают маневры «сотнями», «ротами», а не какими-то значительными массами живой силы. Да и трудно было прокормить большое воинство в разоренной обезлюдевшей стране. К тому же — на развалинах Москвы, откуда разбежалось население.

Ход сражения за Москву приведет основные силы польской армии в начало улицы Ордынка, где им предстояло вести бой на протяжении многих часов. А там просто негде разместить не то что двенадцать, а даже и пять тысяч бойцов при огромном обозе.

Вот и приходится усомниться в том, что с обеих сторон противоборствовали армии по 10–15 000 бойцов. Думается, в литературе их численность завышена. Историк А. Л. Станиславский привел показания новгородского дворянина («сына боярского») И. Философова, захваченного поляками в бою под Москвой осенью 1612 года. По его словам, объединенное ополчение располагало силами в 7500 бойцов, из коих большую часть составляли казаки. [147] Hirschberg A. Polska а Moskwa w pierwszej polowie wieku XVII. Lwow, 1901. S. 363. На эти цифры опираются и современные исследователь, см., напр.: Станиславский А. Л. Гражданская война в России XVII в.: Казачество на переломе истории. М., 1990. С. 84. Конечно, многих людей Пожарский с Трубецким потеряли во время боевых действий, другие же просто разъехались из-под Москвы, не терпя бескормицы. Но ведь и пополнения приходили в русскую столицу! Как бы эта цифра не оказалась самой близкой к тем силам, которыми реально располагали земские воеводы в августе — ноябре 1612 года…