Рудольф Баландин - Вернадский

Осенью 1890 года Вернадский по приглашению А. П. Павлова приехал в Москву, чтобы преподавать в университете. Стал приват-доцентом на кафедре минералогии.

Первую половину сентября он посвятил сложной процедуре устройства на новое место службы. В этой суете сохранял спокойную рассудительность. Но вновь сомневается в своих возможностях и нелестно отзывается о себе: «Мой ум слишком слаб, слишком легок».

Человек, сознающий слабость своего ума, вовсе не слаб умом. Он готов поднимать свой интеллектуальный потенциал.

Вернадский продолжает замечать и обдумывать загадки бытия: «Ищешь ясности в том, в чем едва чувствуется гармония. Не есть ли вся красота в чувстве движения мысли, веры в истину».

Близких друзей в Москве у него не было. «Просто какая-то нелюдимость нашла, — пишет он в Полтаву Наталье Егоровне, — разговаривать не хочется, и я во время отдыхов то марширую, то так себе, мечтаю — думаю и сплю!»

Он готовится к первой — пробной — лекции в университете. Заранее считает её посредственной, добавляя, что эту оценку не изменит то, как будет принята она слушателями. 28 сентября пишет жене: «Лекция сошла, говорят, хорошо. Павлов говорил, что весь факультет остался очень доволен, и другие поздравляли с успехом — Тимирязев и т. п.».

По совету А. П. Павлова он готовит диссертацию, посвященную химии силикатов. Приходится спешить: министерство может не утвердить его в должности преподавателя. И всё-таки он не ограничивает свою мысль узким руслом конкретной темы. Иначе пропадет радость познания.

«Ты знаешь, — пишет жене, — я не могу работать, не отрывая — постоянно, урывками — свой ум от специального предмета и не читая постороннего. И всегда — во время готовленья к экзаменам и спешных работ — я перечитывал гораздо больше книг, чем в обычное время. Так и теперь».

Читает он из «постороннего» преимущественно исторические и философские сочинения. Может заинтересоваться большой статьёй о систематике пауков. Специальную литературу не ограничивает новейшими публикациями; просматривает старые работы, обнаруживая в них идеи, предвосхищающие современные открытия.

«В голове масса вопросов, целые классы соединений, никогда не полученных, роятся в голове — интересно получить их и проверить силу фантазий».

Осенью 1891 года он блестяще защищает магистерскую диссертацию. На её обсуждении ему было сказано немало хвалебных слов. Сам он не особенно радовался: «Я себя чувствовал так себе; публичная хвальба так же мало приятна, как и нападки».

В своём курсе лекций по минералогии он рассматривает земную кору как гигантскую сложнейшую химическую лабораторию. Ему нравится мысль, высказанная знаменитым шведским химиком Берцелиусом в начале XIX века: минералогия есть часть химии, есть учение о неорганических соединениях, составляющих земной шар.

«С великим наслаждением прочел работы Берцелиуса, — записывает он в дневнике, — такая в них ясность и простота мысли, а также её изящество и сила. Как видна личность человека в этих рассуждениях о классификации минералов. При чтении этой книжки не раз у меня захватывало, щемило дух, как когда читаю что-нибудь волнующее, и я бросал чтение, чтобы заняться чем-нибудь иным».

Он привёл в порядок тысячи образцов минералогического кабинета. Подготовил курс лекций по минералогии, заново осмысливая традиционную научную дисциплину. Сохранилось литографическое издание: «Краткий курс минералогии, читанный студентам-медикам приват-доцентом В. И. Вернадским 1891–1892 гг.».

Лекции, как видим, не нуждались в глубоком и оригинальном изложении материала. Но Вернадский не любил упрощенных задач. Он привык сам контролировать свои научные занятия и судил о них строго. К другим он был снисходительнее, чем к себе.

До него задачи минералогии ограничивались изучением физических свойств и химического состава твёрдых природных тел, их систематики, разновидностей и сообществ.

Однако любая система не только состоит из отдельных частей, но и является частью более крупной системы. Исключение составляют только самое большое на свете (Вселенная) и самое малое (если им считать квант энергии — фотон). Скажем, растения входят в систему живых организмов, а они — часть Земли, а она — часть Солнечной системы и Галактики.

Принцип прост. Но специалисты по традиции отдают предпочтение анализу, а не синтезу, расчленению на части исследуемого объекта.

Размышления Вернадского над общими проблемами бытия приучили его избегать узости мысли. И в своем первом кратком курсе минералогии сначала рассказал о строении… всей планеты: атмосферы, гидросферы, земной коры; о круговоротах некоторых химических элементов (азота, кислорода), которые движет солнечная энергия.

По его определению минералогия представляет собой химию земной коры; изучает продукты природных химических процессов, сами процессы и изменения продуктов и процессов во времени. Это были новые идеи, но не подкреплённые детальными разработками. Требовался капитальный труд, подобный «Происхождению видов» Дарвина или «Основаниям геологии» Лайеля. Сделать такую работу за считаные месяцы было невозможно.

Вернадский, как обычно, не удовлетворен собой.

«Опять ничего не сделал аккуратно, — записал осенью 1892 года, — и опять тяжелое чувство вследствие неумения серьезно распорядиться своим временем». Через полгода высказался резче: «Надо работать над наукой серьезно, а я дилетант. Или уже такова моя судьба?»

Полгода спустя: «Я очень сильно недоволен собою. Сильная критика своих знаний и способа своих занятий очень мешает правильной работе».

В критическом отношении к самому себе он зашел далековато: стал критиковать даже свою склонность к критике!

Он ведет лабораторные работы (в частности, делает анализы грунтов для Докучаева), готовит и защищает магистерскую диссертацию, пишет добрый десяток статей. Разрабатывает и читает оригинальный курс минералогии. Самостоятельно овладевает шведским языком. Проводит экскурсии в долине Оки (Серпухов, Таруса, Алексин) и участвует в полтавской экспедиции Докучаева.

Мало ли сделано за два года? И ещё. В 1891 году начинается голод в центральных районах России. Он едет в деревню, много сил и времени отдает организации помощи голодающим, борьбе с неурожаем и начавшейся эпидемией холеры. Участвует в местных органах управления — земских собраниях. Руководит постройкой дома в своем поместье Вернадовке. В Моршанске его выбирают почетным мировым судьей.

Ему приходится подолгу бывать вне семьи. Он горячо и нежно любит близких, тяготится одиночеством и не скрывает своих чувств. Пишет множество писем (однажды за месяц — сотню!). Письма жене заменяют дневник, отмечая текущие события, мысли, планы на будущее.