Марианна Басина - Петербургская повесть

У Жуковского были обширные апартаменты. Гостей он принимал в кабинете, который по огромности скорее походил на зал. Ощущение простора усугублялось еще тем, что в кабинете стояло сравнительно мало мебели: письменный стол, диваны, кресла, шкафы с книгами. Украшением служили мраморные бюсты. Через много лет Гоголь писал Жуковскому: «Я, едва вступивший в свет юноша, пришел в первый раз к тебе, уже совершившему полдороги на этом поприще. Это было в шепелевском дворце. Комнаты этой уже нет. Но я ее вижу как теперь, всю, до малейшей мебели и вещицы. Ты подал мне руку и так исполнился желания помочь будущему сподвижнику!»

Многим, очень многим помогал Жуковский. Наживал опасных врагов, наживал неприятности и все-таки помогал. Когда вскоре, в 1832 году, запретили журнал «Европеец», Жуковский, заступаясь за его издателя, позволил себе сказать царю:

— Я за него ручаюсь.

— А кто за тебя поручится? — отрезал Николай.

Благородство и справедливость находились под подозрением.

По пятницам к Жуковскому приходили Крылов, Пушкин, Гнедич, Плетнев, Вяземский, Одоевский… Обменивались новостями, беседовали, иногда читали написанное ими. Иногда вместо чтения музицировали.

Гоголь слушал и смотрел, сидя где-нибудь в уголке дивана…

У Плетнева Гоголь тоже любил бывать. Плетнев дружил с Пушкиным. Пушкин посвятил ему «Евгения Онегина». Лучи славы Пушкина озаряли и Плетнева, который хоть звезд с неба не хватал, но обладал верным вкусом и прекрасной душой.

Плетнев жил на Обуховском проспекте у Обуховского моста, далеко от центра города, но, несмотря на это, его небольшая уютная гостиная никогда не пустовала. Здесь можно было встретить и юнца, делавшего первые шаги в литературе, и знаменитого писателя. Пушкин, случалось, заезжал сюда с женой.

Бывавшие у Плетнева замечали, что и он и Пушкин чрезвычайно внимательны к Гоголю.

В конце 1831 года петербургские литераторы много толковали о переезде книжной лавки Смирдина в новое помещение. До той поры лавка Смирдина и его же библиотека для чтения помещались на Мойке, у Синего моста.

Когда Гоголь приехал в Петербург и пустился в путешествие по книжным лавкам, у него глаза разбежались. Сколько сокровищ! И все не про него. Продай он самого себя со всем своим скарбом, да еще с Якимом в придачу, и то не купишь всего, что хочется. Оставалось одно — идти в библиотеку. И он пошел к Смирдину. Ознакомившись с правилами, узнал, что «желающие пользоваться чтением книг благоволят подписаться и платить». Цены были изрядные: за год — 30 рублей, за полгода — 20 рублей, за три месяца — 12 рублей, за один месяц — 5 рублей. Гоголь заплатил только за месяц. Больше денег не было.

В лавку Смирдина он захаживал постоянно и на скудные свои средства покупал кое-что. «Я вижу, что Никоша не выучился еще расчетливо жить, — жаловалась Мария Ивановна Андрею Андреевичу Трощинскому. — Главный его расход — на книги, для которых он в состоянии лишиться и пищи». Привлекало в лавку и другое — у Смирдина собирались литераторы и велись любопытные разговоры.

Сам Александр Филиппович Смирдин был человек известный. Его уважали. Он выбился в люди своим трудом. И делал полезное дело: первый, можно сказать, на Руси красиво и недорого издал сочинения лучших русских писателей. Чтобы покупали и читали.

Смирдин свое дело любил, и ему давно хотелось перевести и лавку и библиотеку в другое, просторное и удобное помещение.

Как раз в это время на Невском проспекте архитектор Александр Брюллов построил здание лютеранской церкви, которое, кстати сказать, весьма понравилось Гоголю своей оригинальностью, необычностью. По обе стороны церкви возведены были дома — флигеля. Каждый в три этажа. В том из них, что стоял на углу Конюшенной улицы, в первом этаже и бельэтаже и снял помещение Смирдин.

Ежели задумал он удивить публику, то своего добился. Петербуржцы так и ахнули. Подумать только: давно ли рядом с модным товаром такой хлам, как книги, и продавать-то запрещали, а теперь гляди-ка… На самом видном месте, на Невском проспекте, в доме лютеранской церкви, где магазин лучших в городе шляп Циммермана, магазин отличных ситцев русского изделия Битепажа, самый старый в Петербурге косметический магазин Герке, нотная лавка Рихтера, теперь и книжная лавка Смирдина… Не лавка — чертоги. Высокие потолки, огромное помещение, зеркальные окна, шкафы красного дерева. Газеты не уставали расхваливать Смирдина.

Новая лавка Смирдина произвела впечатление и на Гоголя. «Книжный магазин блестел в бельэтаже ***-ой улицы, лампы отбивали теплый свет на высоко взгроможденные стены из книг, живо и резко озаряя заглавия голубых, красных, в золотом обрезе, и запыленных, и погребенных, означенных силою и бессилием человеческих творений. Толпа густилась и росла. Гром мостовой и экипажей с улицы отзывался дребезжанием в цельных окнах, и, казалось, лампы, книги, люди — все окидывалось легким трепетом, удвоившим пестроту картины».

В начале 1832 года переехала на Невский проспект и библиотека для чтения Смирдина.

В честь новоселья устроил он праздник — торжественный обед. Пригласил литераторов, ученых, любителей словесности.

Получил приглашение и Гоголь.

Обед состоялся 19 февраля вечером. Огромный стол чуть не на сотню персон протянулся из конца в конец через весь читальный зал, уставленный книжными шкафами. Во главе стола сидел Крылов. Подле Крылова — Жуковский и Пушкин. Были здесь Вяземский, Плетнев, Одоевский. Были Булгарин и Греч. Поначалу сидели молча, уткнувшись в тарелки. Но появился граф Хвостов, и все заулыбались.