Анатолий Кожевников - Стартует мужество

И кто бы мог подумать тогда, что через три года Маресьеву и в самом деле выпадут на долю те испытания, к каким он готовил себя и своих товарищей.

— К сожалению, некоторые еще думают, что для истребителя земля не нужна, — поддержал Маресьева Будылин. — Ошибаются: дорога в небо начинается на земле.

— Скрипеть не надо, — коротко бросил Кириллов, — каждая наука нужна. А петлицы — это нам пока аванс. Вот когда вылетим на истребителе, тогда голубые петлицы будут на месте.

— А знаете, ребята, как читинские девчонки ЧШП расшифровывают? Читинская школа поваров! Вместо пилотов — повара. В самом деле, мы и летать не начинали, и самолетов у нас нет. Какие же мы пилоты? — подлил масла в огонь Рогачев.

— Действительно, когда же к нам самолеты придут? Учиться начали, а настоящего истребителя даже на картинке не видели, — вмешался Мыльников.

— Что там самолеты, еще инструкторы не прибыли, — сказал курсант Тимонов.

Разговор прервала команда дежурного:

— Выходи строиться на завтрак!

— Если бы можно было, не пошел бы я сейчас на этот тридцать шестой километр, — вздохнул Мыльников.

— Не робей, Паша, — подбадривал Рогачев, — позавтракаешь, а там и тридцать седьмой пройдешь. И поспишь сном праведника: нам сегодня еще четыре часа спать положено — сам старшина сказал. Ох и поспим же, братцы!

На занятия к нам иногда приходил начальник училища полковник Оковин, бывший кавалерист Чапаевской дивизии. Оковин был летчиком, но легендарная слава чапаевцев так владела нашим воображением, что в часы, когда полковник проводил с нами беседу, мы чаще всего просили его рассказать не о полетах, а о конных атаках, в которых ему приходилось участвовать. Он и на стуле сидел, как в седле, чуть наклонясь вперед, и когда рассказывал о былых походах, кажется, чувствовал себя боевым кавалеристом.

Однажды в час отдыха курсантов в казарму пришел стройный молодой старший политрук.

— Товарищи, — представился он, — я назначен к вам комиссаром эскадрильи. Моя фамилия Салуянов.

За этим официальным представлением последовала живая, непринужденная беседа. Комиссар интересно рассказал о полетах в строевой части, о требованиях, которые предъявляет современный скоростной истребитель к летчику. Сообщил, что нам предстоит летать на самых скоростных истребителях типа И-16 конструкции Поликарпова. Но самой большой радостью для нас было его сообщение о том, что завтра мы встретимся с летчиками-инструкторами.

Наконец-то! Весь день мы были в празднично приподнятом настроении. Назавтра мы с особой тщательностью прибрали помещение и с нетерпением ждали настоящих боевых летчиков. Старшина и тут даром времени не терял: учил дежурного по эскадрильи отдавать рапорт.

И вот раздалась команда:

— Эскадрилья, смирно-о!.. Товарищ старший лейтенант, личный состав находится в казарме, летные группы в своих расположениях! — надрываясь, в полную силу голоса отрапортовал дежурный.

— Вольно, — послышался негромкий ответ.

Мы сели по местам, не спуская глаз с открытой в коридор двери. Я мысленно повторял слова рапорта — на случай, если начальство подойдет к нашей группе.

Командир эскадрильи вошел легким, уверенным шагом, высокий, загорелый. Окинул казарму быстрым внимательным взглядом. За командиром следовала группа летчиков-инструкторов. Они выглядели торжественно и необыкновенно. На левом рукаве синей шинели у каждого золотилась эмблема летчика: на расправленных крыльях два скрещенных меча, а в центре красная звездочка. Мы как зачарованные рассматривали настоящих истребителей.

Командир эскадрильи коротко отдал распоряжение командирам звеньев и вышел вместе с комиссаром осматривать учебные классы.

К нашему звену подошли четверо. Впереди крепко сложенный лейтенант с пышной шевелюрой светлых волос и голубыми глазами.

— Командир звена лейтенант Герасимов, — представился он глуховатым простуженным голосом. — Инструктор первой группы — лейтенант Кириллов, второй — младший лейтенант Мартынов и третьей — младший лейтенант Киселев, — представил он инструкторов.

К нашей, третьей, группе направился широкоплечий летчик. Я отрапортовал, как положено по уставу, и представился инструктору.

Младший лейтенант поинтересовался успеваемостью по теории, проверил конспекты и остался доволен нашими успехами.

— Чем лучше изучите теорию и чем больше будет порядка в группе, тем быстрее вылетите на боевом самолете, — сказал нам инструктор.

— Будем стараться, — ответили мы почти хором. Когда инструкторы и командиры оставили казарму, кто-то сказал:

— Вот и настоящих истребителей повидали.

— Боевого истребителя сразу видно, — восторженно воскликнул Борис Тимонов, — он на мелочи не разменивается, интересуется главным.

— Оно, конечно, но однако же, — дурачился Рогачев, подразнивая Тимонова.

— Что «однако же», на что намекаешь? — ощетинился Тимонов. — Ты что, в инструкторе сомневаешься? Он боевой летчик, а ты курсант и должен его уважать. Его слово для нас закон.

Ничто не угрожало авторитету нашего инструктора, но все бросились его защищать и отстаивать, нападая на Рогачева. Тот сначала оборонялся как мог, а потом взмолился:

— Ребята, давайте о чем-нибудь другом поговорим.

— Давно бы так, — сказал Кириллов.

— Знаешь, мы с Костенкой сегодня утром поспорили, не можешь ли решить наш спор? — вполне серьезно обратился Рогачев к Кириллову.

— Ну, говори, чего вы не поделили?

— Вот Костенко говорит, что прошлой зимой в Красноярск зверинец приезжал, что там были звери из разных стран…

— Ну и что?

— А я говорю, не было в Красноярске зверинца.

— Значит, ты и проиграл, — довольный своей осведомленностью, с улыбкой ответил Кириллов. — Я сам в том зверинце был.

— Сам был, это точно?

— Конечно был. Вот чудак.

— А в какой клетке сидел?

От хохота едва не рассыпалась казарма. Рогачев на всякий случай отодвинулся от Кириллова, а тот уставился на него злыми глазами и застыл на месте: никак не находил подходящих слов для ответа.

— Ну чего ржете, один балабошка мелет, что попало, а сто хохочут, — наконец пробасил он.

На вечерней поверке старшина объявил приказ начальника училища: вывести весь личный состав на аэродром — готовить летное поле для посадки самолетов.

Началось всеобщее ликование. Если бы разрешили, мы прямо после поверки побежали бы на аэродром. Но пришлось, разумеется, ждать утра.

На следующий день, с рассветом, мы впервые вышли на огромное ровное поле, усеянное камнями. Их-то и нужно было убрать с посадочной полосы. В конце аэродрома стояли два ангара, тот, что поменьше, был обит оцинкованным железом. Рассказывали, что когда-то он принадлежал белогвардейскому атаману Семенову. Здесь стоял его самолет, на котором он бежал в Маньчжурию от Красной Армии. А банда Семенова погибла в Даурской долине. Главарь тоже не ушел от возмездия: в конце Великой Отечественной войны он был захвачен советскими войсками, его осудили и по приговору Верховного Суда СССР повесили.