Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

Я обследовал свое обиталище и устроил ревизию тому, чем снабдили меня в дорогу. Во-первых, я обнаружил револьвер. Его наличие успокаивало, хотя было не очень понятно, как он мог поспособствовать решению проблем, с которыми мне предстояло столкнуться. Во-вторых, двух жареных цыплят, несколько ломтей мяса, краюху хлеба, дыню и три бутылки холодного чая. Путь до моря не должен был занять более шестнадцати часов, но никто не знал, какие задержки ожидают торговый груз в военное время.

Света в моем тайнике хватало. Дощатые борта и пол были щелястыми, и лучи пробивались через зазоры между тюками. Проползя по лазу в конец платформы, я нашел щель почти в палец шириной, позволявшую видеть кусочек внешнего мира. Чтобы следить за движением поезда, я заранее выучил названия всех станций маршрута. Многие помню и сегодня: Уитбэнк, Мидделбург, Бергендаль, Белфаст, Далманутха, Махадодорп, Ватерваль-Бовен, Ватерваль-Ондер, Эландс, Нойтгедахт и так далее до Коматипорта. Вот мы добрались до первой станции. Здесь ветка соединялась с магистралью. После двух-трех часов ожидания и маневрирования нас, очевидно, прицепили к поезду регулярного сообщения, и скоро мы двинулись с превосходной, лучше не бывает, скоростью.

Весь день мы катили на восток через Трансвааль, а в сумерках нас остановили на ночевку, по моим расчетам, в Ватерваль-Бовене. Мы покрыли почти половину расстояния. Но сколько нас продержат на запасных путях? Может, несколько дней, и уж точно до завтрашнего утра. Все томительные дневные часы, что я лежал на полу платформы, я давал волю воображению, рисуя яркие картины сладостной свободной жизни, волнующего возвращения в армию, восторгов по поводу удавшегося побега, и тут же меня осаждали страхи перед пограничным досмотром — это неизбежное испытание неуклонно близилось. И новая напасть. Я мучительно хотел спать. Попросту говоря, я не в силах был дальше бодрствовать. Но во сне я, случалось, храпел! И захрапи я, пока поезд стоит на тихой обочине, меня могли услышать! А если бы услышали!.. Я решил, что надо любой ценой воздержаться от сна, и очень скоро погрузился в блаженное забытье, из коего на следующее утро меня вывели громыхание и рывки состава, сцеплявшегося с новым локомотивом.

Между Ватерваль-Бовеном и Ватерваль-Ондером есть очень крутой спуск, который локомотив проходит на зубчатой передаче. Мы, скрежеща, сползли вниз со скоростью три-четыре мили в час, и это подтвердило правильность моего предположения, что следующая станция — Ватерваль-Ондер. Весь этот день, как и предыдущий, мы катили через вражескую территорию и ближе к вечеру прибыли в зловещий Коматипорт. В мою смотровую щель я увидел порядочный поселок, множество путей и несколько составов на них. Вокруг суетился народ. Голоса, крики, свистки. Проведя рекогносцировку (поезд к тому времени остановился), я отполз в мою цитадель, улегся на пол, укрылся дерюжкой и с колотившимся сердцем ждал, что будет дальше.

Прошло три-четыре часа, а я так и не знал, досмотрели нас или нет. Вдоль поезда взад-вперед ходили люди, говорившие по-голландски. Но брезент не снимали, и платформу вроде бы особо не обследовали. Между тем стемнело, и мне пришлось смириться с затянувшейся неизвестностью. Мучительно было так долго висеть на волоске после сотен миль пути, в нескольких сотнях ярдов от границы. Я снова забеспокоился насчет храпа, но в конечном счете благополучно заснул.

Мы еще стояли, когда я проснулся. А вдруг оттого такая задержка, что они перетряхивают весь поезд?! С другой стороны, нас могли просто забыть на нашем запасном пути и оставить там на дни и недели. Меня подмывало выглянуть наружу, но я сдержался. Наконец в одиннадцать часов нас подцепили к локомотиву, и мы почти сразу тронулись. Если я не ошибался в том, что ночная станция — это Коматипорт, то мы уже ехали по португальской территории. Но мог и ошибаться. Мог сбиться в счете. Вдруг перед границей будет еще одна остановка и угроза досмотра не миновала? Но все сомнения развеялись, едва состав подошел к следующей станции. В щель я разглядел на перроне форменные фуражки португальских чиновников, а на доске надпись «Resana Garcia». Пока мы не отъехали, я сдерживал распиравшую меня радость. Потом под оглушительный перестук колес, высунув из-под брезента голову, я пел, кричал, ревел во всю мочь. Я так опьянел от счастья и благодарности, что произвел feu de joie [46] Салют (фр.). , два-три раза пальнув из револьвера в воздух. Дурных последствий мои выходки не имели.

К вечеру мы прибыли в Лоренсу-Маркеш. Мой поезд загнали в товарный отсек, и толпа кафров ринулась разгружать его. Я счел, что мне наконец пора покинуть мое убежище, где в беспокойстве и стесненности я просуществовал почти три дня. Я уже повыбрасывал объедки и уничтожил все следы моего пребывания. Соскользнув с конца платформы между сцепками и незаметно смешавшись с кафрами и бродяжками — благо это было нетрудно с моим затрапезным видом, — я прошел к выходу из отсека и оказался на улицах Лоренсу-Маркеша.

За воротами меня ждал Бургенер. Мы обменялись взглядами. Он повернулся и направился в город, я последовал за ним, держа дистанцию ярдов в двадцать. Мы миновали несколько улиц, обогнули ряд углов. Вскоре он остановился и взглянул на крышу противоположного дома. Посмотрел туда же и я и — о блаженство! — увидел трепещущие веселые цвета «Юнион Джека». Это было британское консульство.

Секретарь британского консульства явно меня не ожидал.

— Уходите, — сказал он, — консул не примет вас сегодня. Если вам что-то нужно, приходите завтра в девять утра.

Тут я рассвирепел не на шутку и на таких повышенных тонах потребовал сейчас же свести меня лично с консулом, что сам этот джентльмен выглянул в окно, а потом спустился к дверям и спросил мое имя. С этой минуты я не испытывал недостатка в проявлениях гостеприимства и радушия. Мне было предоставлено все, чего я только мог пожелать, — горячая ванна, чистое белье, отличный обед, телеграфная связь.

Я набросился на газеты, которые передо мной выложили. С тех пор как я влез на забор Государственной образцовой школы, произошли события огромной важности. В бурской войне британская армия пережила Черную неделю. Генерал Гатакр в Стормберге, лорд Мэтьен в Магерсфонтейне и сэр Редверс Буллер в Коленсо — все были наголову разбиты; таких потерь Англия не знала со времен Крымской войны. Тем горячее стремился я вернуться в армию, и консул не меньше жаждал выпроводить меня из Лоренсу-Маркеша, кишмя кишевшего бурами и их сторонниками. К счастью, еженедельный пароход в Дурбан отходил в тот же вечер; можно даже сказать, он принимал эстафету у моего поезда. На этом пароходе я и решил отплыть.