Михаил Кириллов - Учитель и его время

В июне 1967 г., съездив перед этим в Ленинград, к Н. С. Молчанову как своему научному руководителю за отзывом, я единогласно защитил диссертацию в Совете Саратовского мединститута. В этом же году осенью в Академии докторскую диссертацию защитил Евгений Владиславович Гембицкий. С благословения Н. С. Молчанова несколько ранее он был назначен начальником кафедры военно-полевой терапии Академии. Начался новый период в деятельности Гембицкого – период самостоятельной многогранной работы очень высокого уровня. Н. С. Молчанову было тогда 68 лет. Он был полон сил, до его заката было еще далеко, но рассвет творчества для его ученика уже наступил.

Кафедра военно-полевой терапии к 1967 году, когда ее возглавил Евгений Владиславович Гембицкий, существовала уже более 10 лет. Ей предшествовала закрытая токсикологическая лаборатория (проф. Белянин). Нужно сказать, что сам феномен военно-полевой терапии, равно как и (несколько раньше) военно-полевой хирургии, принадлежал России. К 60-м годам в развитии этой дисциплины уже многое было сделано, а главное – была заложена школа. Применение 0В удушающего и кожно-нарывного действия в первую мировую войну, бомбардировки городов Японии и атомные взрывы, приведшие к массовым радиационным поражениям и травмам, применение напалма в Корее, – все это требовало создания военно-полевой терапии (ВПТ) как раздела военной медицины. США были обеспокоены отсутствием соответствующих специалистов только в период вьетнамской войны.

При создании кафедры ее коллектив, как это часто бывает в подобных случаях, оказался молодым. Тогда, в 1956 г. это были 35—45-летние люди. Им суждено было работать долго. Однако вскоре неожиданно умер их первый начальник – Б. Д. Ивановский, незадолго до этого получивший воинское звание генерал-майора медицинской службы. На смену ему из клиники В. А. Бейера пришел проф. Е. Б. Закржевский. Кафедра развивалась плодотворно и разносторонне: формировлись радиологическое, токсикологическое, профпатологическое направления. Выполнялись докторские диссертации. Складывался педагогический процесс… Творческое руководство кафедрой все эти годы оставалось за Н. С. Молчановым. ВПТ была его детищем.

В 1967 г. проф. Закржевский тяжело заболел, отошел от дел, а к осени был уволен. Должность была предложена Е. В. Этот выбор не был случайным: он готовился к защите докторской диссертации на одну из актуальных тем военно-профессиональной патологии – о поражениях, вызываемых СВЧ-полем, он хорошо знал состояние медицинской службы в войсках и, наконец, (это было главным) был клиницистом высочайшего уровня. В те годы кадровая политика еще сохранила государственный характер: людей подбирали и готовили в соответствии с необходимостью эффективного решения задач.

Встретили Е. В. на кафедре тепло. Его знали и ждали: в 1958 г. он недолго уже работал здесь. Кафедра в это время располагалась на ул. Боткинской, в здании во дворе, рядом с кафедрами психиатрии и токсикологии. Кабинет у Е. В. был небольшим, с окнами на стадион. Стояла поздняя осень. Шел снег. Чернели деревья.

Долгий путь к самостоятельности был завершен. Теперь, что бы ни случилось с его сотрудниками, с больными в палатах, с сестрами на постах, он здесь был старшим. В сущности, все это было ему знакомо и раньше, но ответственность резко возрастала.

Клиника была не совсем обычной, так как помимо общетерапевтического, включала уже упоминавшиеся специализированные отделения с элементами режимности. Это требовало дополнительных познаний, иного регламента обследования и лечения больных, применения иных экспертных норм. Клиника располагала 100 койками. Помимо этой – основной – базы под эгидой кафедры функционировал и Ленинградский центр острых отравлений на Петроградской стороне.

Несмотря на многокомпонентность педагогического процесса (обучались здесь все – от слушателей военно-медицинского факультета до слушателей факультета усовершенствования врачей и командного факультета с программами по ВПТ различной продолжительности и емкости), все его звенья функционировали слаженно. Большей, чем у какой-либо другой терапевтической кафедры, была вовлеченность в сферу интересов ЦВМУ МО и в сетку организационно-тактических мероприятий Академии и военных округов. Это было сложно, требовало от кафедры оперативности, частых командировок преподавателей, постоянного согласования с учебным отделом Академии и ее службами. Специфика учебного процесса предполагала постоянное присутствие преподавателей в Красном селе – полевом лагере ВМА.

Постепенно все стало управляемым. Простота и доступность Е. В. сочетались с незримо существовавшим барьером субординации, такта и уважительности, отсекавшим проявления панибратства, неделикатности, невыдержанности сотрудников. Трудность состояла в соответствии этому стилю, в воспитании потребности в максимальной производительности труда при минимуме слов и ненужных эмоций.

В 1968 г., будучи прикомандированным к этой кафедре на 3 месяца, я был свидетелем этих преобразований. Люди здесь были, конечно, разные. Но основу коллектива составляла его старшее звено.

В. М. Малышев – фронтовик, спокойный, доброжелательный человек. Говорили, что в годы войны он был в партизанском отряде. Полковник медицинской службы. В мае 1966 г. перед самым отъездом в Саратов на кафедру ВПТ. Евгений Владиславович, желая помочь мне внутренне приблизиться к предстоящей педагогической деятельности, посоветовал мне побеседовать с В. М. Тот принял меня, сразу успокоив своей широкой улыбкой, теплым рукопожатием и медленной манерой разговора. Он, не торопясь, рассказал о том, что такое ВПТ и чему она учит. Растолковал, что военно-полевой терапевт – не просто врач, а врач, знающий специфику патологии и работающий в особых, боевых условиях. Рассказывал как дитю малому… Заметив мою нетерпеливость, сказал, что всему этому вполне можно научиться, но не торопите время, и тогда – через три, а скорее всего, через пять лет действительно можно стать настоящим преподавателем военно-полевой терапии… Мне многое в его словах показалось преувеличением, а намеченная медленная перспектива роста даже раздражала. Я не понимал, почему педагогическое становление должно быть столь утомительно долгим. Я даже возражал ему. Но он только улыбался, нисколько не сомневаясь в своей правоте. И только позже, уже работая в Саратове, я не раз вспоминал о его напутствии и действительно почувствовал себя мастером своего дела лишь где-то лет через 5. Именно тогда я стал свободен в своей педагогической специальности. Настоящим учителем нельзя стать быстро. Чтобы отдавать себя другим, нужно быть очень богатым самому и постоянно накапливать в себе это богатство. Таким был мой учитель – Евгений Владиславович Гембицкий.