Михаил Кириллов - Учитель и его время

С тех пор прошло 35 лет. Мы уже не работали вместе. Но все эти годы он оставался для меня Учителем, и из сотни работ, сделанных мной при его участии, не найдется и трех, где стояла бы его фамилия. Но если присмотреться ко всему тому, что удалось сделать мне, можно видеть его внимательный взгляд, требовательность и веру.

Учили нас и медицинские сестры, имевшие богатый фронтовой опыт. С ними не страшно было на дежурствах, рядом с тяжелыми больными, рядом с горем. Мне часто казалось, что старшее звено кафедральных коллективов – мужчины с высокими научными званиями – приходят и уходят, а женщины – ординаторы, лаборанты, медсестры – остаются, составляя то, что делает клинику домом. Возвращаясь в клинику после долгих отлучек, убеждаешься, что ты, какой бы ты ни был, свой, родной, тебя помнят и тебе рады. Среди них (фамилии, как правило, забываются) сотрудники лаборатории – Лидия Федоровна, Юлия Захаровна, Елена Павловна, Нина Константиновна, Нина Степановна, врачи – Т. Д. Скрынникова, Шапиро, И. А. Могилевская, Г. С. Исполатова, Софийская, Г. Ф. Рывкииа, А. И. Шорохова, среди медсестер – Полина Васильевна, Леонида Сергеевна, Александра Михайловна Юрьевич (старшая), Елена Ивановна, Краснова, Зленио и др. Что бы значила кафедра без них!

В те годы были и потери: в 1964 г. в клинике от инфаркта умер проф. Б. А. Овчинников. Хоронили его всей кафедрой на Богословском кладбище вблизи от военно-медицинского акрополя. Чуть позже умер преподаватель кафедры А. А. Пономарев.

Подходила пора окончания моей ординатуры. Диссертационный материал я собрал. Имел уже 3 публикации… Относились во мне очень хорошо, и мне так хотелось, чтобы меня оставили на кафедре, что я ничего не предпринимал в плане дальнейшего трудоустройства.

В сентябре 1965 г. кафедра переехала на новую базу – в городок Академии у Витебского вокзала, в так называемый Принцевский корпус. В этом старинном здании, на трех этажах разместили 120 коек. Переезд прошел быстро, а обустройство длилось не менее двух месяцев. Все заботы легли на сотрудников. Я горжусь тем, что багеты на окнах в клинике были прибиты моими руками… Николай Семенович тогда нервничал и был строг. Требовал от сотрудников, привыкших к безмятежности однообразной жизни в областной больнице, большей дисциплины и инициативы. Все новое давалось с трудом.

Еще летом В. Г. Шор, остававшийся за старшего на кафедре, колко опросил меню о том, что я собираюсь делать в связи с предстоящим окончанием ординатуры, дав понять, что я зря надеюсь, что этим кто-то будет заниматься, а оставление мня на кафедре нереально. Романтизма у меня тогда поубавилось. К несчастью, Н. С. был в отъезде, Е. В. – в отпуске, и я действительно оказался никому не нужным. Посокрушавшись, я попросил В. Г. Шора, чтобы меня определили в Ленинградский окружной военный госпиталь, где, находясь рядом с кафедрой, я мог бы завершить кандидатскую диссертацию. Это позволило бы остаться в общежитии на Литейном. Таким образом, из-за переезда не страдала бы и семья. Надо отдать должное В. Г. Шору: он связался с медицинским отделом округа и от имени Николая Семеновича предложил распределить меня ординатором в этот госпиталь. В конце сентября меня вызвали в отдел кадров округа и предложили ехать… в Кандалакшу. Я отказался, тогда меня предупредили, что я буду послан в еще более гиблое место… Они брали меня на испуг. Но тут, слава Богу, приехал Е. В. Гембицкий и включился в хлопоты. В результате уже в октябре я был назначен ординатором терапевтического отделения госпиталя (сначала гастроэнтерологического, затем – пульмонологического).

Новая работа забрала меня с головой. Встретили меня по-товарищески (К. А. Шемонаев, М. Ю. Лянда). Все было очень трудно: и палата на 25 коек, и новый коллектив, и огромный объем документации, и тяжелые дежурства по приемному покою. Для дома меня почти не оставалось. Но даже в то трудное время на кафедру я заходил. Бывал иногда даже на кафедральных совещаниях. Посещал Общество терапевтов на Петроградской. Когда удавалось, вечерами подолгу сидел в Фундаментальной библиотеке, завершая диссертацию, и благодаря этому виделся с Евгением Владиславовичем. Нужно сказать, что практическая работа резко потеснила научные усилия в то время, и редкие встречи с Е. В. тонизировали меня. И все же редко обозначилось отсутствие друга, близость которого еще недавно была так привычна. Я его называл ГЧ – «генератор чудес», – такой оптимизм он излучал, а теперь приходилось рассчитывать на свое «топливо».

А кафедра переживала свою первую зиму на новом месте. Изменилось и ее предназначение – она стала именоваться кафедрой терапии для усовершенствования врачей (ТУВ), и это отражало ее возросший педагогический и клинический уровень. Весной 1966 г. она отпраздновала свое 125-летие. Пожалуй, это был апогей в ее развитии. Роль Е. В. на кафедре в это время особенно выросла.

С Евгением Владиславовичем меня немало связывало и в 1966 г.

Как-то по его просьбе я помог его семье перевезти вещи с Лесного проспекта, где они жили в коммунальной квартире, в отдельную квартиру на ул. Софьи Ковалевской. Там я впервые познакомился с Ниной Яковлевной Гембицкой и их младшей дочерью Ириной. В комнате у стены стояла, до потолка сложенная гора книг. Я заинтересовался ими. Заметив это, Е. В. предложил мне взять себе любую из них. Я выбрал, толстую старинную (1908 г.) переводную книгу «Болезни органов дыхания» (авт. West). Как она мне пригодилась впоследствии! Старые книги – как выдержанное вино.

В марте 1966 г. Н. С. Молчанов (по инициативе Е. В. Гембицкого) предложил мне поехать в Саратов, где уже около года как открылся военно-медицинский факультет, преподавателем на кафедру военно-полевой терапии. В силу разных причин я согласился. Но и здесь без помощи Е. В. не обошлось: несмотря на то, что вопрос о Саратове был решен, кадровики пытались склонить меня к отправке в Томский военфак. Е. В. тогда полдня провел в штабе ВМА из-за меня и довел-таки дело до конца.

В конце мая я, жена и дети прибыли в Сарагтов. Нас тепло встретили начальник кафедры Л. М. Клячкин и его семья. С жильем было трудно. Устроились на частной квартире у моста на Энгельс, в шестиметровке, с туалетом на улице, за 45 руб… Но зато здесь была большая теплая кухня, где я по вечерам дописывал свою диссертацию… Начался новый этап моей жизни. Но пуповина еще функционировала…

Осенью 1966 г. я уже из Саратова поехал в Ленинград с первым вариантом диссертации. Молчанов радушно встретил меня, расспрашивал, но показывать ему работу было преждевременно. А с Е. В. мы поработали. Он в это время активно завершал свою докторскую и ежедневно сидел в читальном зале библиотеки. Там мы я виделись. Правил он мой текст порциями – по главам, оставляя на полях размашистые карандашные пометки. Так продолжалось 10 дней. Этот вариант до сих пор хранится у меня. Это была в основном редакторская правка. По возвращении в Саратов мне оставалось лишь напечатать ее начисто.