А Бахвалов - Нежность к ревущему зверю

- Булатбек, сколько осталось до них?

- До Перекатов удаление... около сорока.

- Понял.

- Заведут с ходу, у них пеленгатор, - пояснил Саетгиреев.

- Слава, земля, работай, - сказал Карауш.

- Я-0801, я-0801!.. Снижаюсь аварийно... Прошу обеспечить посадку с ходу... На курс сто сорок девять. Вас понял. Как ветер?.. Да, продолжаю снижаться, скорость снижения... восемь метров в секунду. Снижаюсь па двух двигателях.

- Топлива семь с половиной тонн, - отметил Углин.

- Хорошо.

В кабине раздались редкие звонки.

- Это что, Булатбек, дальний привод?

Неожиданно заговорила земля.

- Перекаты-один, Перекаты-один... Рабочая длина полосы тысяча восемьсот восемьдесят метров... Земляные работы в конце... Обеспечьте торможение.

- Вас понял. Давайте удаление... Понял. Курс сто сорок девять? Понял.

- Второй двигатель у нас не работает, тормоза будут аварийные, командир, - сказал Тасманов.

- Хорошо. Сколько топлива, Иосаф Иванович?

- Топлива семь тонн.

- Слава, выпускай шасси.

- Шасси? Рано, на двух двигателях не дойдем, Леша, зачем? На прямой выпустим. Зачем тебе это нужно?

- Выпуск аварийный, могут долго не выходить.

- Выпустятся, на прямой снижаться будем...

- Тасманов, шасси будут нормально выходить?

- Шасси?.. Слабо будут выходить.

- Слабо?

- Да, медленно.

- Сейчас развернемся и будем выпускать, Слава.

- Будут заводить по локатору, - напомнил Саетгиреев.

- Слава, скажи, чтобы длинный заход не делали.

- Понял. Разворачивайся.

- Видишь полосу, да?

- Да.

- Скорость триста... Слава, посмотрим, шасси-то у нас...

- Не вышла правая?

- Правая нога не вышла.

- Аварийно выпускается, - сказал Тасманов, - медленно идет.

- Слава, держи скорость!.. Слава, скорость триста.

- Двигатели больше не дают!

- Тасманов!

- Да, командир?

- Запусти второй двигатель!

- Понял, запускаю...

- Магистральный кран открой! Второй, второй, - сказал Углин.

- Двигатель не идет, командир.

- Первый запускаю, - сказал Углин.

- Слава, машина падает! Держи обороты полностью, Слава!

- Двигатели не держат... Давай форсаж, Тасманов!

- Бортинженер, форсаж обоим правым!

- Есть обоим форсаж!

- И запусти какой-нибудь двигатель, - сказал Чернорай.

- Нет, ничего. - По полосе, как по ориентиру, Лютров видел, что форсаж восстановил нужную скорость снижения. - Шасси?

- На месте, командир, - ответил Тасманов.

- Хорошо, Алексей Сергеевич, - согласился Саетгиреев. - Доворачивайте.

- Да, да... Форсаж есть?

- Да, - отозвался Тасманов.

Едва кромка полосы скрылась под самолетом, как колеса "С-44" гулко зарокотали по бетону.

- Хорошо... Вот так, - говорил Лютров, - убирай форсаж, Слава. Убирай двигатели, Тасманов.

- Понял, двигатели убрал.

- Хорошо. Парашют, Слава, парашют.

- Тормоза аварийные, - напомнил Тасманов.

- Понял. Славик, парашют.

- Есть, есть.

Все почувствовали сильный рывок выпущенных тормозных парашютов, а вслед за тем услышали голос Карауша:

- Ну, вот, а вы боялись...

- Проснулся, одессит... Вентиляторы, Слава, не забудь.

- Да, да.

- Братцы, а топлива осталось семь тонн! - сказал Углин.

- Спокойно, спокойно, полоса кончается, а мы еще не встали... Вон строительные машины, там люди... Тихо, тихо...

- Сейчас встанем. Все нормально, - сказал Тасманов.

Несколько раз качнувшись при включении тормозов, "С-44" остановился.

- Ну, вот, братцы, по-моему, ничего...

- Отлично, Алексей Сергеевич! - сказал Углин. - Айда разбираться.

Еще до того, как к огромной машине, казавшейся среди "ИЛ-14", "ЛИ-2" и "АН-24" осой, упавшей в муравейник, подкатил оранжево-черный "газик" руководителя полетов, высокого, подвижного человека в форме, из люка в нише передней ноги самолета по опущенной Тасмановым лестнице вышли один за другим все члены экипажа.

Из шести человек в коричневых кожаных костюмах только двое резко выделялись - Лютров ростом, как будто стеснявшим его, принуждавшим двигаться медленно и опасливо, и Углин - пугающе худой, узкогрудый человек в очках, которые непременно соскочили бы с его длинного тонкого носа, если бы на пути к стыдливо розовеющему в любую погоду кончику не оказалось удобной впадинки. Бортрадист Костя Карауш и штурман Саетгиреев выглядели одинаково стройно, в равной мере обладая той юношеской стройностью, которая ухитрялась уравнивать их в летах, хотя Карауш был почти на десять лет старше Саетгиреева. Тасманов и Чернорай казались братьями - одинаково коротконогие, с широкими литыми спинами и длинными руками, разве что Чернорай был заметно крупнее бортинженера.

Углин первым подскочил к двум спаренным двигателям на левой стороне и, ступив прямо в натекшую на бетон лужу керосина, принялся вскрывать капот двигателя.

- Что-то, по-видимому, с топливными трубами. Что-то с ними,- бормотал Углин, ловко орудуя отверткой в паре с подоспевшим Тасмановым, не замечая, что керосиновая капель падала ему за шиворот.

- Ну, конечно! Смотрите!

Все шестеро, несколько потеснив любопытствующего руководителя полетов, сгрудились под провисавшими створками капота, рассматривая плавно огибающую стальное тело двигателя белую трубу топливопровода. Там, куда указывала отвертка ведущего инженера, был виден сползший с места массивный, выточенный из нержавеющей стали стыковочный хомут с оборванным креплением, а в месте, где ему надлежало быть, зияла щель, через которую за часовой полет они потеряли несколько десятков тонн керосина.

- Н-нда,- Костя Карауш причмокнул и посмотрел на Углина взглядом ведущего расследование детектива.- Насколько я понимаю в кавалерии, мы должны были сгореть, многоуважаемый Иосаф Иванович?

- Маловероятно, Костенька. При таком истечении пожар маловероятен, мощный поток, насосы работали на максимале... Я их уничтожу! - неожиданно прибавил Углин, имея в виду не насосы, а фирму, чьи двигатели стояли на "С-44".- Такого пустяка не продумать!

Через час заместитель начальника аэропорта устроил экипаж в пустующей гостинице для летнего состава, установил охрану самолета, вручил Лютрову подтверждение приема посланной на летную базу радиограммы о вынужденной посадке, и когда Лютров протянул ему в знак благодарности руку, он задержал ее, неожиданно объявив:

- А я вас знаю.

Лютров внимательно посмотрел на крепко подбитого жирком человека в синей форме с золотыми шевронами, силясь вырвать из памяти ничем не примечательное улыбающееся лицо. Но тщетно. Он не мог вспомнить этого человека.

- Вот задача,- оказал Лютров и в самом деле озадаченный тем, что плохая память может иногда обидеть, черт возьми, хорошего человека.

А тот, как нарочно, терпеливо ждал, не стараясь опередить событие, уверенный, что вспомнить его - дело времени.

Не надеясь вспомнить, Лютров смущенно потянул вниз бегунок застежки-"молнии" на кожаной куртке (погода стояла жаркая для начала мая), взял из одной руки в другую небольшой мягкий чемодан с брюками, бельем, плащом и несессером: привычка брать с собой про всякий случай самое необходимое на этот раз оправдала себя.