Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

Григорий Иванович за свадебным столом сидел рядом с моей мамой и все время что-то нашептывал ей, мама, польщенная вниманием такого замечательного гостя, довольно улыбалась. Потом она мне рассказала, что он все время нахваливал жениха, говорил, какой он умный и красивый, а потом с таким же рвением принимался нахваливать невесту. А маме только это и нужно было... Сколько раз она говорила мне, знакомясь с моими «невестами», что пора мне жениться, чем вот такая-то не угодила тебе, умная, красивая, добрая, мне цветочки подарила. Я лишь в то время улыбался, соглашаясь с ней. И лишь после того, как однажды я запел «Ой, мороз, мороз», особенно душевно, видно, получились слова: «У меня жена да раскрасавица», она спросила: «Витя, ты влюбился?» – «Да, мама, я влюбился». Материнское сердце не обмануло ее – как раз в это время и началась наша любовь.

После брачной ночи поздним утром мы отправились к Стаднюкам маленько и пображничать, ведь на свадьбе мы, как и в старину, и не пили, и, можно сказать, и не ели... Другое занимало наши мысли и чувства.

На какую-то минутку мы остались наедине с Антониной Митрофановной. И она, глядя мне в глаза, спросила:

– Виктор! Ты доволен?

– Да, Антонина Митрофановна, я доволен... – и молча поклонился ей в пояс.

Так началась наша совместная с Галей жизнь... И как-то недавно, вспоминая наше первое свидание, она сказала Ольге, дочери:

– Представляешь, на первое свидание явился в какой-то тенниске и босоножках. И в таком виде мы пошли в Большой...

– Но ты помнишь, какая жара стояла в июле 1967-го, как в июле 1999 года. Что ж мне, в черном костюме и в галстуке идти в театр в такую жару... Нет уж, какой есть, такой и предстал перед тобой, – слегка оправдывался я. Давным-давно забыл, в чем я был в Большом, а она помнит.

Семья!Я сразу понял, что это дело серьезное, предстояло что-то купить из мебели, что-то... Да мало ли возникло сразу проблем, мы с мамой довольствовались малым, а тут дочь писателя вошла в нашу семью, – нужно соответствовать, так сказать...

Десять дней медового месяца мы провели в Сочи, а вернувшись, мы получили письмо Григория Ивановича Коновалова:

«Дорогие мои друзья Виктор Васильевич, Галина Ивановна, Татьяна Федотовна! Вспоминаю о вас радостно, ибо вы – жизнь. Не забывайте меня, старика, я-то вас не забуду. Передайте мой поклон Ивану Фотиевичу и Антонине Митрофановне. Я стал богаче, сильнее после того, как вы приняли меня в свою семью. Спасибо вам! (Григорий Иванович присутствовал на свадьбе в качестве посаженого отца. – В. П.)

Виктор Васильевич, суть дела: Шундик (гл. редактор «Волги». – В. П.) заверил, что статья твоя о Булгакове пойдет в № 7 – 8. Зная его характер, я буду держать палец на кнопке, т. е. не упущу его из поля зрения.

Он согласился на редактуру «Былинки» тобой. Я сел за работу.

Волга в эту весну вскрылась раньше на 10 дней. Не знаю, хорошо или плохо это. Весна приноравливается к пасхе, а пасха 21 апреля, в день рождения Ильича.

Не буду отнимать ваше время, пожелаю вам всего, что хочется вам, не буду конкретизировать, ибо грешно ограничивать милость божию.

4.IV.68. Ваш посаженый отец и друг Г. Коновалов.

г. Саратов, ул. Коммунарная, 5, кв. 14».

Лето мы провели в Соколовке, на Оке, Стаднюк работал над романом «Война», ая – над статьей о современной литературе для журнала «Огонек». Вскоре она вышла в свет и привлекла внимание: здесь, может, впервые говорилось о новом литературном направлении, которое рождалось на наших глазах. Те книги, которые готовились и печатались в «Советском писателе», до этого печатались и в журналах. И я свою обзорную статью «Память сердца неистребима» дал как обзор журнальной и книжной прозы. Дмитрий Зорин, Владимир Карпенко, Владимир Максимов, Белов, Проскурин и др. – все те писатели, книги которых я готовил в «Советском писателе», стали героями моей статьи. Кроме того, я обратил внимание на первые рассказы Виктора Лихоносова – на «Брянские» в «Новом мире», на повесть Вячеслава Марченко и др.

«Слова о связи с землей, с малой и большой Родиной все чаще и чаще звучат на страницах русской прозы. Уже сейчас можно говорить о новом направлении в современной прозе,где тема патриотизма, разработка национального характера становятся центральными. Многие художники и в России и в братских республиках начинают понимать, что своеобразие национальной жизни остается, и это, естественно, накладывает неизгладимую печать на мышление человека и его характер.

«Что значит национальная форма в искусстве? – спрашивал А. Фадеев. – Это значит прежде всего родной язык. Это значит также своеобразный для каждого народа дух и строй речи, вобравший в себя в течение столетий народный фольклор. Это значит – традиции национальной классической литературы, что особенно важно в поэзии. Это значит, наконец, тот неповторимый национальный склад характера, психологические, национальные особенности народа, которые и создают неповторимый цвет и запах каждого национального искусства».

Проза Виктора Астафьева, Владимира Чивилихина, Евгения Носова, Юрия Сбитнева, Василия Белова, Виктора Лихоносова, Валентина Распутина глубоко национальна, искренна, правдива, самобытна. Истоки их творчества – в деревне. Молодые художники уходят в свое детство, стараются понять самих себя через познание отцов и дедов. Память сердца неистребима. И возвращение в детство не ностальгия, а просто начало повествования о самих себе, возвращение к истокам нашей национальности, нашего национального характера» (выделено мною. – В. П.) – вот лишь некоторые мысли, прозвучавшие в миллионном «огоньковском» издании.

Сейчас в этом нет ничего особенного, но тридцать с лишним лет тому назад это было вызовом программным положениям КПСС о единстве советского народа, о новом советском человеке.

В том же 1968 году была опубликована статья в «Правде» «Характер современника (Проза в журнале «Сибирские огни»)», в которой также высказаны мысли об особенностях современной литературы как глубоко национальной:

«Черта нашего времени: художник всегда в пути, беспокойное сердце ведет его по дорогам необъятной страны. Часто писатель оказывается в родных местах, беседует с теми, кто помнит его отца, мать, родных. Наше настоящее уходит глубокими корнями в жизнь наших отцов. Речь идет о хранении национальных святынь, о национальном характере. Человек без прошлого – человек без дороги, человек без памяти, человек без духовного, нравственного, социального, национального опыта. Гуманизм как часть человеческой души передается из поколения в поколение; нравственный опыт, отношение к добру и злу, справедливости и несправедливости, чести и бесчестью, долгу, праву, отношение к слабым, к подлости, лжи – все это как бы входит в плоть и кровь человека с молоком матери. Поэтому забота о здоровье своих детей, бережное воспитание человечности в человеке – прямая обязанность родителей. Вот мысли, которые возникают при чтении ряда напечатанных произведений».