Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Потому что — Кунин.

«Интердевочку» я увидел, когда она уже обошла все экраны СССР и не только, была многократно транслирована телеканалами, и вот, наконец, я прочел имя сценариста в титрах. Из всех фильмов, сценарии к которым написаны Владимиром Куниным, я смотрел немногие: среди них «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Ребро Адама», «Разрешаю взлет», «Трое на шоссе»… а сколько их еще не смотрел! — почти все они, числом больше двадцати, вышли в годы, когда меня отделили от российских экранов многие тысячи миль. Это — многие годы, даже — десятилетия.

Что ж поделаешь, и это — отрыв от культуры, в которой мы выросли, — тоже цена, мы ее готовы были платить. И мы ее платили, покидая страну рождения, как нам тогда было известно — навсегда. Но именно после того, первого увиденного мной кунинского фильма, я стал охотиться за видеокассетами, пытаясь наверстать упущенное, и каждый раз убеждался в не новой истине — настоящее искусство не стареет: прошла война, и вот уже столько лет, как не существует СССР, а фильмы замечательного художника смотрятся, как будто отсняты они только вчера.

С книгами — всё проще: и тогда, когда советские границы были на замке, а мы жили «защищенные» ими от «тлетворного влияния», находили мы способы добыть и «самиздат», и «тамиздат». Ну, а сейчас-то, что и говорить: было бы время прочесть всё стоящее, только успевай! Я — не успеваю, даже и теперь, когда нет нужды ежедневно ходить на службу. И всё равно не успеваю.

Еще и потому что — Кунин.

Кажется, благодаря Кунину-писателю я могу предложить неологизм — «вездеиздат». Мне известны споры российских издательств за право издания и переиздания его книг, — той же «Интердевочки» (сейчас она напечатана в 20 странах), многотомного «Кыш» — приключений хитроумного кота Мартына, забавы которого не обязательно кошачьего свойства, хотя, в известном смысле, и кошачьего тоже.

Однажды на ночь досталась мне книжка с названием мало мне что тогда говорящим — «Русские на Мариенплац». Знал бы на что иду, а вернее, «на что ложусь», пристроившись на подушках поудобнее и ближе к неяркой прикроватной лампе. Какой тут сон, когда впору через каждую страницу звонить кому-нибудь из близких, чтобы немедленно процитировать абзац-другой из «Русских…», и похохотать вместе. Я в ту ночь спал совсем немного.

Потому что — Кунин.

Кунин-писатель не принадлежит одному жанру. На смену проблемной «Интердевочке» приходит легкомысленно-авантюрный «Кыся-Мартын», перебирающийся из тома в том, из Германии — в Россию, из России — в Штаты, самолетом, пароходом, автомобилем. Кот уже мог бы и устать, но фантазия автора не дает ему уйти на нормальный кошачий покой, и, надо надеяться, еще долго не даст.

Еще тогда, в нашей первой подробной беседе, Кунин признавался, что к реализму охладел: «Хочется писать сказки — мне это интересно…» Так возникли и «Кыся», и «Русские…», и «Иванов и Рабинович»…

А вот уж совершенно необычный, в чем автор и сам признается, для Кунина жанр — «Мика и Альфред». Это экскурс в мир ирреальный, метафизический, но он, этот мир, волей автора, не просто существует и живет по своим законам, но и навязывает их вполне реальным героям: и вот границы между этими мирами оказываются размыты, и герой уже не знает, к какому из них он принадлежит. Удивительная книга! Но язык ее остается прежним — сочным, ярким. И полифоничность фабулы — та же.

Потому что — Кунин.

Очень огорчительно для нас оказалось известие, что свой юбилей Кунин будет встречать не с нами, как мы уславливались еще совсем недавно. Писатель только что вернулся в Мюнхен — по месту нынешней «прописки», где ему нормально живется и хорошо работается — вернулся из Санкт-Петербурга, города, где он прожил много лет, где его талант киносценариста реализовался в первых постановках. Правда, тогда город назывался Ленинград.

А потом — были полтора десятка картин на Мосфильме, принесшие призы, в том числе и международные. Ну, и что с того, что название города переменилось? Сейчас там издаются и переиздаются одна за другой книги Кунина, и вот уже готовится к печати новый роман, продолжающий жанр, в котором ангел — нет, не фигуральный, а самый настоящий, каким только бывает ангел, спустившийся с небес, — одно из главных действующих лиц.

Но пока автор предпочитает о сюжете не распространяться — и это его право. Подождем — тем более, что первая публикация в периодике отрывков из этого романа обещана нам в «Панораме». Автор свое слово непременно сдержит.

Потому что — Кунин.

Я люблю этого человека.

Июнь 2002 г.

Когда-то было сказано, правда, по иному поводу: «Не могу молчать!» Вот и я сегодня не могу, сам бы себя не простил, промолчав. Одному из самых (самых!) первых авторов, чьи рассказы были опубликованы в нашей газете двадцать и даже больше лет назад, моему близкому товарищу подошла юбилейная дата.

Дата солидная, при которой принято припоминать «этапы большого пути» — а он у Левы Шаргородского, правда, велик. Даже и географически: Ленинград — Нью-Йорк — Женева… далее — со всеми остановками, под которыми можно понимать города и страны, где издавались и сегодня издаются его книги.

Грустно думать, что больше нет на обложках новых книг имени его брата — Алика. А так было привычно прочесть: Лев и Александр Шаргородские.

Биограф из меня — неважный, даже никакой. И поэтому позволю себе сегодня лишь коротко пересказать некоторые мысли, высказанные самим Левой в разные годы в наших беседах — что, возможно, добавит какие-то штрихи к портрету замечательного писателя, сценариста, доброго, веселого и остроумного человека. Но прежде — все же несколько слов из творческой биографии Льва.

С 69-го года братья Шаргородские — члены Ленинградского Союза драматургов, что можно считать началом их профессиональной творческой деятельности. Их пьесы ставились в десятках театров — Лениграда, Москвы, Омска, Новосибирска, Ташкента — да и вообще по всей стране.

Телевизионные постановки, радиоспектакли, и это, по оценке Левы, стало важнейшей вехой в их жизни — постоянное сотрудничество с «Литературной газетой», с ее 16-й полосой, полигоном юмора и сатиры, представленной замечательными именами — Горин, Арканов, Розовский, Суслов, Аксенов… И среди них, может быть, даже чаще других — братья Шаргородские, писавшие как бы от и для советской (а на самом деле ее самой антисоветской части) интеллигенции, балансируя на самой грани дозволенного в те годы.

Последний в России спектакль Шаргородских прошел 21 марта 79-го года — в день отлета из страны семьи Льва. А в 84-м году вышла их первая французская книжка. С этого момента, рассказывал мне Лева, мы стали писать романы — французы не любят читать рассказы, но наш первый роман был полностью соткан из рассказов. И дальше — прямая цитата из нашей с Левой беседы, состоявшейся лет пять назад. Тогда я спросил Льва: