Глеб Скороходов - Мои королевы: Раневская, Зелёная, Пельтцер

Новый 1946 год она встречала в доме на Суворовском бульваре, в квартире Елены Сергеевны Булгаковой, вдовы писателя. Елена Сергеевна заранее объявила:

– Первый мирный новый год отметим карнавалом! Без маскарадных костюмов вход воспрещается!

Когда Татьяна Ивановна поднялась в квартиру на втором этаже, почти все гости уже собрались. Ах, как было весело, беззаботно! Казалось, завтра начнется новая жизнь, ничем не похожая на трудные военные годы. Никогда она так не смеялась на новогодней встрече. Никогда такого ощущения молодости, беспечности и озорства не испытывала.

Раневская сидела за столом в необычной шляпе, похожей на плетеное из соломки гнездо, в котором устроилась гигантская птица с хищным клювом. Стоило только хозяйке шляпы захотеть что-нибудь отведать, как птица, опережая ее, тыкалась клювом в салат, сыр или заливное. По полу ползали два Славы – Рихтер и Ростропович – в костюмах крокодилов – отличные костюмы им сделали в театре кукол Образцова – с зеленой пупырчатой кожей и когтистыми лапами. Дамы визжали, поджимая ноги, когда Славы подползали к ним, а профессор Нина Дорлиак в костюме домино со смехом даже попыталась залезть на стол.

Пельтцер тоже не ударила лицом в грязь. С помощью знакомой, работавшей на хлебозаводе номер девятнадцать, явилась в фантастическом костюме «Урожай».

– Я только что с Сельскохозяйственной выставки, – объявила она. – Первое место на всесоюзном конкурсе «Изобилие» – мое!

Колосья, сплетенные в венок, украшали ее голову, все платье было увешано баранками разного калибра и цвета. Баранки-бусы на шее, баранки-браслеты на запястьях, баранки-кольца на щиколотках, баранки-серьги в ушах и даже одна баранка – в носу, непонятно, как держащаяся. И все это – учтите! – когда еще не отменили хлебные карточки. При виде Пельтцер, признавались многие, ее хотелось немедленно начать откусывать!

– Мне жарко, – сказала она в разгар ночи, – выйду на бульвар, подышу свежим воздухом и покурю всласть заодно!

Когда гости через пять минут вышли на улицу, Пельтцер не обнаружили.

На бульваре увидели милиционера.

– Да, – сказал он, – здесь на скамеечке сидела женщина, но вокруг нее почему-то собралось столько собак, что она закричала: «Караул!» и убежала.

В этом так весело встреченном году Театр миниатюр закрыли. Пельтцер снова осталась без работы. Кто-то посоветовал ей пойти в театр Сатиры.

– Заполните анкету, – предложили ей в отделе кадров.

В графе «производственный стаж» Татьяна Ивановна написала: «На сцене с 1914 года. Когда мне исполнилось десять, сыграла Сережу Каренина в частной антрепризе в Екатеринославле. Вот и считайте, сколько стажу».

На вопрос: «Какое высшее учебное заведение окончили?», ответила: «Никакое. Учил меня отец. Он еще до революции вел свою школу актерского мастерства и держал собственную антрепризу в Харькове, пока и то и другое не прикрыли».

В театр Сатиры ее приняли. Здесь она проработала тридцать лет.

Здесь она сыграла один из лучших своих спектаклей «Доходное место» Островского. Ставил его Марк Захаров.

Как режиссера, по-моему, его тогда вовсе не знали. Кто-то видел его в театре миниатюр – он играл там. Кто-то слышал но радио в «Добром утре» – он читал там свои рассказы. Рассказы замечательные, которые шли чаще всего от лица чуть придурковатого героя. Помните, как он пересказывал «Мужичка с ноготок»? Словно все описанное случилось с ним. «А на кой тебе? – спрашиваю. А он мне: « А тебе кой?».

Так вот, Татьяна Ивановна получив в «Доходном месте» роль Кукушкиной и, узнав, кто будет ставить спектакль, возмутилась:

– Что же это такое?! Как только человек ничего не умеет делать, так сразу и норовит заняться режиссурой!

Но репетировала с Марком Анатольевичем отлично и сыграла свою Кукушкину блестяще. Это вообще был чудо-спектакль. Он казался фильмом на сцене: короткие эпизоды, быстрая их смена и крупные планы. Говорят, говорят герои меж собой, вдруг один из них – на этот раз Татьяна Ивановна – встает из-за стола, подходит к рампе и повторяет последнюю фразу, обращая ее к залу:

– Мы, говорит, не хотим брать взяток! Хотим жить одним жалованием. Да после этого житья не будет!

Фурцеву тогдашнего министра культуры, такое «Доходное место» привело в ужас, и она немедленно запретила спектакль.

В 1943 году Татьяна Ивановна сыграла свою первую роль в кино – маленькую-маленькую, фактически эпизодическую, но со словами! Ее мещанку в фильме «Свадьба» и разглядеть-то трудно, но начало было положено. За свою жизнь Татьяна Ивановна снялась в восьмидесяти пяти фильмах – число рекордное! Роли, правда, зачастую небольшие, но зрители встречали их с восторгом.

Одна из любимых ролей – мать в «Иване Бровкине». Пельтцер готовилась к ней с особой старательностью, выверяя каждое слово, каждую реплику. Уговорила режиссера, чтобы ее героиню звали не Серафимой, а Евдокией.

– Серафима – из другой оперы, а тут именно Евдокия, у которой сердце исходит болью и тревогой за сына!

И сыграла эту роль, вложив в нее страсть неосуществленного материнства.

– Хоть на экране пережить то, чего в жизни не удалось, – говорила она.

Последние пятнадцать лет жизни Татьяна Ивановна работала у Марка Захарова в Лейкоме.

– А что? Записаться в семьдесят три года в комсомолки – самое время!

Здесь она сыграла свою последнюю роль – в восемьдесят восемь лет! Специально для Татьяны Ивановна драматург Григорий Горин ввел в пьесу «Поминальная молитва» персонаж – забавную и трогательную «тетушку», которая не может жить без родных и близких. Пельтцер появлялась в этом спектакле почти перед его финалом, на несколько минут. Она приходила на встречу с любимым зрителем, чтобы попрощаться с ним.

И однажды попрощалась навсегда.