Лев Лурье - Без Москвы

После первой же их встречи на Ахматову было возобновлено «Дело оперативной разработки», заведенное в 1939 году «с окраской» «скрытый троцкизм и враждебные антисоветские настроения». В тот же день на «Деле» появилась другая зловещая надпись – категория «Ш» (шпионаж). Всякий дипломат рассматривался в России как шпион. Следовательно, многочасовая ночная несанкционированная встреча Ахматовой с Берлином один на один была чем-то экстраординарным.

Вскоре после встречи с Ахматовой Берлин пишет доклад для британского правительства «Литература и искусство в России при Сталине». Можно не сомневаться, что как и все документы, пришедшие в Англию из Британского посольства в СССР дипломатической почтой или радиограммой, доклад оказался в руках «кембриджской пятерки». В 1944–1945 годах Берджес, в то время – сотрудник Форин-офиса, переслал в СССР 4404 секретных документа. На Лубянке не хватало дешифровщиков и переводчиков, чтобы освоить весь этот материал. Поэтому точно не известно, как и когда доклад Берлина лег на стол к Сталину.

На генералиссимуса не могли не произвести впечатления следующие мысли английского дипломата: «На писателей смотрят обычно как на людей, за которыми нужен основательный надзор, их надо тщательнее ограждать от личного контакта с иностранцами, поскольку только из разговоров с писателями иностранцы, например автор этого доклада, могли получить связные представления о том, как воздействует советская система на их частную жизнь и на жизнь искусства». Или: «Старшие интеллектуалы выказывают признаки того, что скоро снова выйдут на поверхность»; «Солдаты на фронте передавали один другому переписанные от руки стихи… Пастернак и Ахматова начали получать с фронта потоки писем… Ахматова и Пастернак были слишком популярны, чтобы избежать подозрений».

Между тем, в апреле 1946 года в Москве с невероятным триумфом прошли поэтические чтения Ахматовой. После выступления в Колонном зале Дома союзов в Кремле публика стоя приветствовала Ахматову 15-минутной овацией. По словам Анны Андреевны, Сталин потом спрашивал свое окружение, кто организовал вставание. Так должны были приветствовать только его самого. Ахматова для Сталина превращалась в символическую фигуру – кумира молодежи, в том числе и прошедшей войну, человека, осуществлявшего прямые контакты с западными дипломатами. Как раз тогда же, весной 1946 года, Уинстон Черчилль произнес знаменитую Фултонскую речь, где впервые употребил выражения «железный занавес» и «свободный мир» и призвал Запад к бескомпромиссной борьбе с коммунизмом.

Весна-лето 1946 года стали поворотными и во внешней политике СССР. Сталин, никогда не оставлявший мысли о мировом господстве, сразу после войны колебался: у СССР не было ядерного оружия, Запад предлагал экономическую помощь. Может быть, имело смысл до поры до времени сохранять с бывшими союзниками хорошие отношения. Но в начале 1946-го он решает: война неизбежна. Министр иностранных дел Молотов получает выговор за либерализм. Форсируются коммунистические перевороты в странах Восточной Европы, огромные деньги СССР вкладывает в создание собственного атомного оружия. Подготовка к войне подразумевает чистку внутри страны. Постановление об идеологических недостатках в «толстых» журналах было подготовлено Андреем Ждановым загодя. Оно было направлено против московского журнала «Новый мир». Но в начале 1946 года главным объектом расправы стали ленинградские журналы «Звезда» и «Ленинград», а непосредственными жертвами – Анна Ахматова и Михаил Зощенко.

В поведении Сталина по отношению к Ахматовой чувствовалась какая-то странная непоследовательность. С одной стороны, оскорбительная формулировка «полумонахиня-полублудница», произнесенная Ждановым, изгнание из Союза писателей, лишение пайка, ежедневные нескрываемые подслушивание и слежка, а через 3 года после постановления – арест сына Льва Гумилева и бывшего мужа Николая Пунина. С другой стороны, сама Ахматова арестована не была.

С августа 1946-го ожидания тех, кто надеялся на мирную, чуть более свободную жизнь, были разрушены. Впереди – борьба с космополитизмом, разгром генетики, «Ленинградское дело», Берлинский кризис, Корейская война.

Анна Ахматова считала, что именно ее встреча с Исайей Берлином послужила толчком к началу всех этих роковых событий.

В этой войне Ахматова чувствовала себя не объектом, а субъектом. И, выражаясь метафорически, Ахматова эту войну выиграла.

В 1953-м умер Сталин, едва ли не отравленный своим ближайшим окружением. В 1951 году под угрозой неминуемого разоблачения агент Метхен (Берджес) бежал в Советский Союз. Ему не позволили жить в Москве и отослали в Куйбышев (ныне – Самара). Он жестоко пил. Не избавился от этого порока и в Москве, где ему, в конце концов, дали квартиру. Он публично выражал разочарование своей судьбой. Пытался вступить в контакт с английскими дипломатами. И в 1963 году умер при загадочных обстоятельствах в Кремлевской больнице. Многие его товарищи по службе считали, что его отравили из-за болтливости и потенциальной опасности информации, которой он обладал.

Анна Ахматова после торжественной церемонии присуждения звания доктора литературы. Оксфорд. 1965 год

В 1956 году Исайя Берлин снова приехал в СССР. На этот раз Ахматова не пожелала с ним встретиться – только что вышел из тюрьмы ее сын. Они поговорили по телефону (Берлин звонил по уличному автомату, боясь прослушивания). Во время короткого разговора Ахматова сумела передать интонацией неудовольствие, что герой нескольких циклов ее лирических стихов женился.

В 1965-м после 19 лет разлуки поэт и лирический герой встретились в Оксфорде, где Ахматова стала почетным доктором филологии. К этому времени Берлин был знаменитым либеральным философом, автором многих книг, влиятельным политиком и сэром – рыцарем английской империи. Ахматова оставалась крупнейшим из еще живущих в России поэтов, живым классиком.

Через год Ахматовой не стало. Берлин же дожил до того времени, когда ученик Ахматовой Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию, а имя Ахматовой в полной мере вернулось в русскую литературу.

Нет памятников Сталину, Жданов превратился в атрибут Ахматовой, о Берджесе помнят только историки разведки.

Негоже тиранам ссориться с поэтами. Одну из своих статей о Пушкине Ахматова завершила словами, которые, несомненно, относила и к себе: